за вашу поддержку и шутки.
Благодаря вам я каждый день учусь чему-то новому.
Глава 1
Солнце низко повисло над Па́млико, раскрасив акварельное небо ярко-оранжевыми всполохами. Будь я туристом, то нащелкала бы миллион снимков в поисках идеальной фотографии для того, чтобы запостить в социальные сети с какой-нибудь пошлой цитаткой о том, как прекрасна жизнь.
Вместо этого я поправила свои наушники и засунула руки поглубже в карманы толстовки. На улице слишком холодно для апреля, и даже местный метеоролог не смог сказать, кто наложил на нас это морозное заклинание. С каждым выдохом возле моего рта появлялось маленькое дымчатое облачко, которое тут же уносил ветер. Я облокотилась на перила парома и попыталась игнорировать холод, пробиравшийся сквозь тонкую ткань моих джинсов.
Раньше мне нравилось любоваться закатом над Па́млико – большим заливом, разделявшим мой остров и материковую часть Северной Каролины. Он заставлял меня верить, что на свете нет ничего невозможного.
Теперь я чувствовала только одиночество, горечь и холод.
В этом нет никакого смысла. Океан – не живое существо, и было глупо на него обижаться, но я чувствовала только обиду. Словно он меня предал.
Будь у меня выбор, я бы держалась от него как можно дальше. Но я жила на Окракоке – самом южном из островов Внешних Отмелей. В моем случае избегать океана было так же нелепо, как обещать себе, что в новом году не будешь есть вредную еду и делать зарядку каждый день. Конечно, может, ты и продержишься пару дней, но, в конце концов, снова окажешься на диване, поедая печенье и бездумно пялясь в телевизор.
Над головой раскричались чайки. Я прибавила звук в айподе, чтобы хрипловатый голос моего любимого певца заглушил грохот мотора и непрерывный рев ветра и волн.
Еще совсем немного.
Я подняла голову и глубоко вдохнула. Музыка в наушниках полностью перекрыла шум океана, но ничто не могло избавить меня от этого резкого, соленого запаха. В этом смысле я не отличалась от других жителей Внешних Отмелей: запах океана пропитал все части моей жизни. Мою одежду, мой дом и абсолютно все воспоминания, как хорошие, так и плохие.
Вибрации паромного двигателя под моими ногами стали медленнее. Мы приближались к берегу.
Я оторвалась от перил и протиснулась между припаркованными машинами, чтобы добраться до своего ярко-красного скутера. Его подарили мне родители еще в те далекие времена, когда у них была дочь, которой они могли гордиться.
Забравшись на сиденье, я потерла свои замерзшие пальцы. Впереди, между машинами, появился человек. Это был Генри – один из немногих людей в этом мире, которые мне действительно нравились. Он работал на пароме, курсирующем между Окракоком и Хаттерасом, столько, сколько я себя помню.
Его огрубевшее от холодного, просоленного воздуха лицо засветилось от радости.
– Мер. – ветер играл с его седыми волосами, но он, кажется, совсем этого не замечал. – Мой любимый пассажир.
– Спорим, ты говоришь это всем девушкам.
– А вот и нет. Мне просто нравятся люди с вечно сердитым лицом.
Я улыбнулась ему краешком губ.
– Ах, Генри, какой же ты очаровашка. И почему ни одна резвая дамочка из дома престарелых еще не захомутала такого красавца?
– А кто сказал, что этого еще не произошло? – сказал он, весело подмигнув.
– Если у тебя было романтическое свидание, то я хочу услышать подробный рассказ.
– Давай так, – он поежился в своей огромной куртке. – Я все расскажу, если ты назовешь имя парня, с которым встречаешься на Хаттерасе.
Воу. В один момент мое любопытство обернулось против меня. Я тяжело сглотнула и отвела взгляд.
– Нет никакого парня. Просто скучная работа в галерее игровых автоматов.
– Ну да, как же. Ты поднялась на паром с таким смущенным и мечтательным выражением лица, – он закатил глаза и обиженно посмотрел на меня. – Никогда не видел, чтобы игра в пинбол оказывала на кого-то такое воздействие.
– Тот факт, что ты считаешь, будто в игровых галереях все еще стоят автоматы с пинболом, только подчеркивают твой возраст. И я не выглядела «смущенной» и «мечтательной», – я прищурилась. – Ни разу за всю свою жизнь.
– А я уверен, что выглядела.
– В следующий раз, когда пойдешь в больницу, не забудь проверить зрение.
– С моим зрением все в порядке.
Генри облокотился на грузовой автомобиль, и его лицо стало серьезным. Он прищурился, отворачиваясь от лучей заходящего солнца.
– Я просто надеюсь, что этот парень, кем бы он ни был, достоин тебя. Подо всем этим… – он помахал рукой в сторону моих рваных джинсов, черного худи и фиолетовых прядей, смешанных с моими натуральными, темными волосами, – … скрывается хорошая девочка. Тебе нужен парень с большим сердцем и острым умом, который сможет бросить тебе вызов.
Я фыркнула.
– Даже если бы такой парень существовал, я была бы его недостойна.
Я произнесла эти слова, не подумав. Они были правдивыми, но прозвучали с такой злостью и отчаянием, что в воздухе повисла неловкая тишина.
Проклятье.
Генри уставился на меня. Его глаза тонули в глубоких морщинах, но я все еще могла различить в них смесь грусти и жалости. В последние несколько месяцев я видела такие взгляды слишком часто. Мои руки сжались в кулаки, и я медленно выдохнула. Как бы я хотела, чтобы никогда больше никто не смотрел на меня вот так.
Генри выпрямился: весь его вид говорил о том, как ему неловко. Мужчины с Внешних Отмелей не привыкли открыто выражать свои чувства.
– Мер, ты же скажешь мне, если тебе вдруг понадобится помощь, правда?
– Я в порядке, – соврала я. – Все просто замечательно.
– Что ж, это хорошо, – сказал он, потерев щеку. – С минуты на минуту причалим к Хаттерасу. Полагаю, я еще встречу тебя сегодня?
– Да. Увидимся позже.
Я надела шлем и завела мотор скутера, стараясь избегать вопросительного взгляда Генри.
Я нетерпеливо постукивала каблуком в ожидании того момента, когда паром, наконец, причалит к берегу. Через несколько минут Генри подал мне сигнал, и я съехала с трапа, промчавшись мимо Хаттерасского терминала. В отличие от острова Окракок, на этой пристани были магазины и кафе, между которыми обычно сновали люди, но в тот день вокруг было пустынно. Должно быть, все решили не высовывать носа из своих домов, в такой-то холод.
Я разогнала скутер до максимальной скорости, и от морозного вечернего воздуха у меня заслезились глаза. К тому времени, как я добралась до узкой дороги, ведущей на небольшой пляж, наступила ночь. Небо растянулось от горизонта до горизонта, оттеняя своей непроглядной чернотой сияющие созвездия. Многие из них я знала наизусть: Кассиопея, Лебедь, Орион, Большая Медведица, Малая Медведица. Определять созвездия меня научил отец. Теплыми летними вечерами мы плавали на досках для виндсерфинга, и он рассказывал мне о местах, в которых побывал до того, как встретил мою маму. А я рассказывала ему о том, что хочу увидеть и сделать, когда вырасту. Мой отец оптимистично верил в то, что мы снова можем стать такими, какими были в те времена, но я понимала, что это невозможно.
