Пролог
Последний месяц лета, год 86 от Первого слова.
Архипелаг Итен, Северный остров.
Волосы попали в лицо, зацепились за серьгу в ухе. Алекс раздражённо убрал прядь, а потом сплюнул в сторону кровь с разбитой губы. Отозвался болью ушибленный висок.
С моря надвигался шторм. Тучи клубились на потемневшем небе, оно всё больше набиралось гнева и готовилось разъяриться грозой. В воздухе летали опавшие листья. Ветер хлестал нешуточный. Он поднимал пыль на дороге и гнул ветви деревьев так, что те скрипели и трещали. Конь в упряжке экипажа фыркнул и, понукаемый кучером, прибавил ходу.
Наконец впереди, у самого берега, показался старый рыбацкий дом.
— Останови! — скомандовал Алекс кучеру и, когда повозка остановилась, сошёл на землю. — Погоди здесь, я недолго.
Деревня будто вымерла: вокруг никого, никакой суеты перед штормом, даже псы не лаяли. В соседних домах не горели свечи, а кое-где окна и вовсе были заколочены досками. Привычно скрипнула родная калитка, а знакомая тропинка к дому уже заросла травой. Алекс стукнул старым железным кольцом, отворил незапертую дверь и, пригнувшись, вошёл внутрь.
Показалось, даже потолки в доме стали ниже.
— Отец? — позвал он, удивлённый тишиной.
Вскоре раздался лёгкий скрип шагов. Но вместо отца из маленькой комнаты вышла заспанная мачеха. Она держала в дрожащей руке масляную лампу и щурилась, вглядываясь в полумрак перед собой. В свете огня морщины на её лице казались резче и глубже, чем раньше. Какой дряхлой она теперь стала… Остро кольнуло жалостью.
— Алекс?! Но как ше?..
В её словах послышался староивварский акцент, грубый и с твёрдыми согласными. Алекс и забыл, как говорят тут, в деревнях. Он сбросил камзол на сундук в углу и тяжело выдохнул.
— Письмо вы, значит, не получили. — Ответ не требовался. Выходит, дела и правда плохи, если даже письма перестали доходить. — Где отец?
— Он приболел и ослаб. Спит, — пожевав губами, Грейя сухо спросила: — Ты голоден?
— Нет, матушка, — Алекс позволил себе скупую улыбку. — Я похож на голодного? У меня немного времени. Нужно поговорить с отцом. И с тобой.
Грейя сощурилась, осмотрев его разбитое лицо, но молча повернулась и ушла на кухню. Алекс проводил её взглядом. Вскоре оттуда послышалось бормотание. Пять лет её не видел, а постарела будто на десяток. Только такая же сварливая.
— …пропадает невесть сколько, а потом валится на голову, весь драный, как подзаборный кот, — донеслось с кухни ворчание старухи, которая загремела посудой в шкафах. — Капитан Дельгар, герой, как ше, как ше… — передразнила она. — Двадцать девять лет, а сам…
Терпение Алекса и без того было на исходе, и на пустые пререкания времени тратить не хотелось. Он одёрнул порванный в таверне рукав и прошёл в комнату к отцу. Тот и правда выглядел плохо: лежал на низкой кушетке у самой стены, бледный и осунувшийся, и дышал сипло, с трудом. Отцу шёл девятый десяток, и болезни год за годом подтачивали ослабевшее здоровье.
Он даже не пришёл в себя, когда Алекс присел рядом и замер, изучая отцовское лицо. Спокойное, расслабленное. Простое. А он искал в его мягких чертах, сглаженных временем, во впавших щеках, в фамильной горбинке носа что-то иное. Тёмное. Опасное. Отпечаток древнего зла.
И вздрогнул, когда сзади неслышно подошла мачеха с мокрым полотенцем в руках.
— На-ка, вытри кровь. Красавец. — Алекс поднялся и осторожно оттёр краем полотенца разбитую и распухшую губу. Посмотрел на красное пятно на ткани и поднял взгляд на хмурую мачеху. — Ну, чего ты тут стоишь смотришь? Старику нушен покой.
— Я хочу, чтобы вы уехали отсюда. Я заберу вас на «Ясном» и отвезу в столицу, в свой дом. Он всё равно пустует, а там вы будете в безопасности.
Грейя хрипло воскликнула:
— Ты смерти его хочешь или што?! Он отсюда никуда поехать не смошет… дай ему спокойно скоротать век!
— Да не выйдет здесь спокойно дожить, мать, — не сдержался Алекс. — Сегодня в таверне местные ивварцы сцепились с моими парнями только из-за того, что те — чужаки и говорят на другом языке. Я потерял убитыми боцмана и двоих крепких матросов, а ещё троих замели за драку местные власти. Слышишь? И будет только хуже. Может начаться новая война!
Мачеха гневно отвернулась в сторону, заворчав под нос:
— Говорит-та аки дворцковый вельмоша теперича, ишь ты птица. Потерял убитыми он!..
Алекс пожалел о резких словах и попробовал её утихомирить и даже приобнять, чтобы отвести обратно на кухню.
— Я хочу как лучше, послушай меня…
— Тебя, друшочек, не было здесь пять лет. Тебя и твоего брата, который сбешал в Иввар незнамо зачем. А до того ты ушёл из дома на свои корабли и даше не сказал нам! С чего ше я долшна тебя слушать?
— Я писал вам и высылал деньги. Я не мог прийти.
Грейя ткнула скрюченным пальцем в сторону спящего отца.
— Посмотри! Как думаешь, нушны ему твои деньги?!
Алекс медленно потянул воздух, успокаиваясь. Он не мог назвать причину, по которой ушёл тогда из дома и не появлялся так долго. Не мог сказать, как, кроме всего прочего, ему тяжело находиться здесь, видеть дом своего детства и понимать, что теперь ничего не будет, как прежде. И что всё, что он знал о родных, перевернулось с ног на голову.
Но Алекс не желал, чтобы они погибали здесь в одиночестве, забытые всеми.
— Может, заваришь чайку? У вас ещё остался тот, что передавал из последнего рейса? — примирительно спросил он.
Котелок на кухонке закипал долго. Алекс сел на край табурета, облокотившись рукой о шаткий подоконник, и посмотрел в окно. Грейя все-таки застучала кастрюлями, пытаясь погреть что-нибудь из еды. Поставила перед ним чашку. Ту самую, с отколотым краешком, которая когда-то принадлежала ему. Семнадцать лет назад!
На улице мгновенно стемнело. Хлынул дождь, сначала мерно, будто гроза решила не тревожить покой старого дома и спящего в соседней комнате старика. Старика, с которым Алекс, может, больше никогда не поговорит. Но и ждать нельзя… Дождь разошёлся сильнее, начал заливать струями мутное стекло. Сверкнула молния.
— Я помогу собрать вещи.
— Мы не уедем, Алекс, — повернувшись, резко ответила мачеха и вскинула голову. Запавшие глаза заблестели на высохшем лице. — Все уехали. Гисри уехали уш, верное, с месяц как! Дорены, что напротив, тоше. Собрали пошитки — и к родственникам на Юшный. Все бегут. А мы — не уедем.
Да она такая же упрямая, как и отец!
— Вы погибнете здесь! Будет война.
— Не померли в Летний Мятеж, не помрём и сейчас! А нет — так туда нам и дорога, — она глянула на улицу, отодвинув край занавески. — Тебя там шдут.
