Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Предисловие
Римский поэт и философ Лукреций Кар в своем главном труде – философской поэме «О природе вещей» – затрагивает множество тем: различные формы материи, бесконечность Вселенной, время. Говорит поэт и о человеческом разуме, поведении, душе, с горечью рисуя человеческие страдания, в частности, разочарования в любви.
Лукреций дает описание того, что происходит с влюблённым человеком, замечая, что вихрь ненасытных желаний опьянённых любовью людей и слияние в сексуальном экстазе – безудержном и страстном – даруют лишь временное облегчение. Влюблённым постоянно не хватает друг друга, им хочется слиться в единое целое. Лукреций преподносит влюблённость как некую болезнь или, того хуже, помешательство. Любовь, по его словам, подобна неизлечимой хвори, а влюблённые страдают от ран, невидимых человеческому глазу. У тех, кого она коснулась, возникает любовная горячка: они слабы, забывают о своих обязанностях и утрачивают хорошую репутацию. Они творят глупости, спускают состояние на дорогие подарки, подчиняют свою жизнь чужим прихотям, становятся неуверенными в себе, их обуревает ревность. Не правда ли, всё это похоже на зависимость?
Влюблённые впадают в самообман и уже не в состоянии мыслить критически. Их видение мира сродни неугасающей галлюцинации. Посредственность или даже уродство видятся им неземной красотой. Они даже помыслить не могут о разлуке со своей второй половинкой, а все прочие люди для них перестают существовать. Влюблённые становятся уязвимыми и беспомощными, и минуты наслаждения – совместные плотские утехи – лишь ещё больше ослабляют их и сковывают их волю. Богиня любви, предостерегает Лукреций, так просто не отпустит.
Довольно примечательно, что римский философ, живший более двух тысяч лет назад, даёт описание любовного недуга, который мы с лёгкостью узнаём. Похоже, с древних времён человеческая природа не так уж и сильно изменилась. Но это ещё не всё. Лукреций идёт дальше и, развивая свою мысль, разделяет любовь на два вида: любовь здоровую и любовь болезненную. На подобном делении, если смотреть в целом, строится вся психиатрия: среди множества нормальных людей она старается выявить личностей с теми или иными отклонениями.
Симптомы, которые Лукреций приписывает здоровой, гармоничной любви, по сути мало чем отличаются от симптомов любви с отклонениями – они просто не так интенсивны. Мне кажется, Лукреций не размышлял на данную тему всерьёз, и классификация в его поэме появилась, лишь чтобы обыграть придуманную им шутку.
Страдающие от любви люди, согласно его описанию, мало чем отличаются от дурачков. Тон его произведения действительно довольно уничижительный. Философ призывает посмеяться вместе с ним над безрассудством и причудами влюблённых, и, думаю, многие читатели охотно разделят его точку зрения. В самом деле, наблюдая за нелепым поведением влюблённых людей, можно получить малую толику удовольствия, пусть и довольно сомнительного качества; вот только, насмехаясь над влюблёнными, сами мы ведём себя как лицемеры или бездушные машины. Ведь какой человек, влюбившись, не творит глупостей или хотя бы не меняется в своём поведении? Только мизантроп или тот, кто привык подавлять свои эмоции.
О самом Лукреции нам мало что известно. Святой Иероним рассказывает, что он покончил с собой в самом расцвете сил. Предположительно, его свела с ума любовь. Наверно, Лукрецию стоило отнестись к любовному недугу посерьёзней.
Эта оперная певица, одарённая недюжинным талантом, была умна, успешна и очень несчастна. Вдобавок ко всему она была раздражительна, как и многие пациенты, страдающие депрессией. Рассказывая о сексуальных отношениях с мужем, певица заметила, что чувствует себя надувной куклой. Она попыталась изобразить, как при этом выглядит. Затем метнула взгляд на меня, словно только заметила моё присутствие. Глаза её сузились. «Почему вы этим занимаетесь?» – требовательно вопросила она. Я не думая ответил: «Это просто моя работа…»
Очевидно, что пациентка ожидала услышать от меня более глубокое и развёрнутое объяснение. «Каждый день люди рассказывают вам о своих проблемах и страданиях, – продолжила она. – И вы выслушиваете все эти неприятные вещи! Неужели вам нравится зарабатывать на жизнь подобным образом?» Вдруг гнев в её глазах потух, и я понял, что она уже пожалела о том, что задала мне этот вопрос. Я услышал чуть слышное робкое извинение. «Ничего страшного», – откликнулся я. После чего дал пациентке продуманный ответ, хотя и он не был истиной.
В самом деле, почему я стал психотерапевтом?
Можно ответить красиво и без ущерба для репутации: я хочу помогать людям, – и здесь есть доля правды. Однако такой ответ довольно поверхностен и совершенно неинформативен. Это все равно что спросить пожарного, почему он решил пойти в пожарную охрану, и получить ответ: «Чтобы тушить огонь».
Сколько себя помню, мне всегда нравились заброшенные места, неясно очерченные границы, полумрак и странные необъяснимые феномены. Подростком я обожал ужастики и зачитывался книжками о жутких паранормальных явлениях, потому что именно в такой литературе описывались закоулки человеческого разума и истоки невменяемого состояния. Я становился старше, и постепенно одержимость необычными явлениями (в частности психологическими отклонениями) перешла из чувственной сферы в интеллектуальную: моя страсть переросла в научный интерес. Хотя сама одержимость осталась прежней.
Я работал в самых различных заведениях, даже в огромных больничных комплексах, и всегда, как только подворачивался случай, покидал людные места типа приёмного отделения, амбулатории, миновал больничные палаты, где протекает обычная врачебная деятельность, и пускался в свободные блуждания по подвалам, пустым коридорам и покинутым кабинетам. Порой я довольно долго гулял по заброшенным, объятым тишиной больничным помещениям, где редко встретишь живую душу. Однажды во время одной такой вылазки я наткнулся на заброшенную операционную с зеркальным потолком. Большинство зеркал были разбиты, а кафельный пол был усеян осколками. В самом центре операционной располагалось старинное устройство, покрытое белой эмалью. Оно напоминало телескоп, взгромождённый на платформу с колёсами и оборудованный рычагами. Мне показалось, что я попал в роман Герберта Уэллса или Жюля Верна.
В другой раз мне посчастливилось найти комнату, заставленную пыльными стеллажами, на полках которых покоились прямоугольные коробочки из органического стекла, и в каждой из них в формалине хранился кусочек человеческого мозга.
В недрах психиатрической лечебницы викторианской эпохи я наткнулся на небольшой музей, в котором были собраны рисунки душевнобольных пациентов. Я оказался единственным посетителем. Смотрительница, беспокойная женщина маленького роста, тут же стала расспрашивать о том, как, по моему мнению, жаркая погода сказывается на желании убивать.
Всякий симптом указывает на одну из причин заболевания. Она может быть связана с нарушением в работе мозга, дисбалансом нейромедиаторов, вытесненными воспоминаниями или искажённым мышлением. Сам же симптом всегда является заключительной точкой всего повествования пациента. Для меня психотерапия связана не только с наукой или состраданием, но ещё и с разговорами – и, возможно, именно с ними в первую очередь. Непростая истина, которую я не мог открыть пребывающей в депрессии оперной певице, состояла в том, что я спокойно переносил ежедневные невзгоды своего ремесла, так как любил слушать истории своих пациентов – особенно те, в которых был элемент неизвестности и развязка которых крылась в необычных или ярких клинических картинах. Свою беспокойную совесть я утешаю тем, что по части любви к историям меня можно поставить в один ряд с выдающимися мэтрами. Такими, например, как Йозеф Брейер – основоположник психоанализа – и его коллега Зигмунд Фрейд.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
