Множество людей способствовали тому, чтобы эта книга удалась. За все, что они сделали – задали тон, управляли ресурсами, создали такую сильную команду, – я хотел бы поблагодарить Сэлли Ричардсон, Мэтью Шира, Эндрю Мартина и Томаса Данна. За гениальную работу по продвижению книги спасибо Мэтту Болдаччи и прекрасным людям, которые работают с ним: Таре Чибелли, Ким Ладлэм и Нэнси Трайпак. Обложка восхитительна и в полной мере передает дух книги, и за это я благодарю Дэвида Ротштейна и Эрвина Серонну. За производство – мои благодарности Кеннету Дж. Сильверу, Кэти Туриано и Нине Фриман, за дизайн – Джонатану Беннету. Как всегда, особая благодарность трудолюбивым сотрудникам отдела продаж – вы лучшие. Не многие книги имели бы успех без мощной рекламы, поэтому моя признательность – работникам рекламного отдела: Гектору Дежану и Тэмми Ричардсу. Я счастлив, что у меня лучшие редакторы в этом бизнесе – Пит Вулвертон и Кэти Джиллиган. Они знают, сколь сильно я ценю их труд. И тем не менее я скажу это здесь: спасибо вам двоим, вы великолепны. Спасибо, как всегда, моему агенту Мики Чоэту. И читателям первых версий, Клинту Робинсу, Марку Уитту, Джеймсу Рэндольфу и Дебби Бернхардт – вы, ребята, продолжаете играть жизненно важную роль в процессе, так что спасибо за это. Особая благодарность – Клайду Ханту и Джону Йокаму, которые дали свои имена, прекрасно зная, что я могу злоупотребить ими. Спасибо Марку Стэнбеку и Биллу Стэнбеку, рассказавшим мне об орлах. И, наконец, самое важное: спасибо моей жене Кэти, которая остается лучшим другом и любовью всей жизни, а также моим дочерям, Сэйлор и Софи, большеглазым мастерицам круглосуточного веселья и невинной восторженности.
Пролог
Асфальт словно рассек землю шрамом, жарким, плавящимся следом черного лезвия. Воздух еще не колыхался от зноя, но водитель знал, что оно приближается, это обжигающее сияние, это приглушенное мерцание вдали, там, где куется раскаленная голубизна. Он поправил солнцезащитные очки и бросил взгляд в большое зеркало над ветровым стеклом. Зеркало показывало и салон автобуса во всю длину, и пассажиров: симпатичных девушек, поломанных жизнью мужчин, пьянчуг, чокнутых, грудастых женщин с краснолицыми сморщенными детишками. Неприятность водитель чуял за милю и мог определить, кто в порядке, а кто в бегах.
Он посмотрел на паренька.
Мальчишка смахивал на беглеца.
Нос у него шелушился, но под загаром проступала болезненная бледность, возникающая обычно от недосыпа, или недоедания, или от того и другого вместе. Острые тонкие скулы туго натягивали кожу. Маленький, лет десяти, с растрепанными, торчащими во все стороны черными волосами. Волосы подрезаны неровно, ступеньками, как будто мальчишка стриг себя сам. Истрепанный воротник рубашки, протершиеся на коленях джинсы. Изношенная едва ли не до дыр обувь. На коленях синий рюкзак, если и не пустой, то уж точно не набитый.
Мальчишка был симпатичный, но больше всего водителя поразили его глаза. Большие и темные, они постоянно двигались, как будто реагируя на присутствие других пассажиров, жаркий людской пресс, типичный для разбитого автобуса в прокаленное солнцем утро посреди песчаных холмов Северной Каролины: полдюжины рабочих-мигрантов, кучка шумных типов, с виду бывших военных, пара семей, несколько старичков и двое уединившихся сзади панков, покрытых татуировками.
Чаще всего взгляд мальчика находил сидящего по другую сторону прохода мужчину с прилизанными волосами, похожего на торговца, в мятом костюме и лоферах с резиновой вставкой. Был и еще один пассажир, ловивший взгляд ребенка, – чернокожий, с помятой Библией и зажатой между коленями бутылкой газировки. Позади мальчика сидела пожилая леди в бумазейном платье. В какой-то момент она наклонилась вперед и о чем-то спросила; тогда он качнул головой и осторожно ответил.
«Нет, мэм».
Его слова потянулись вверх, словно дым, и женщина откинулась на спинку сиденья, сжав пальцами, прошитыми синими жилками вен, цепочку очков.
Она посмотрела в окно, стекла вспыхнули и тут же потемнели – дорога мягко вре́залась в сосновую рощу, где под кронами собирались зелеными лужами тени. Потом свет снова заполнил салон, и водитель внимательнее присмотрелся к мужчине в мятом костюме. Бледная кожа, нездоровый, будто с похмелья, пот, непривычно маленькие глаза и неспокойность, дергавшая водителя за нервы. Он то ерзал, то клал ногу на ногу, то подавался вперед, то отклонялся назад. Пальцы барабанили по колену; мужчина то и дело сглатывал, поглядывая на мальчишку и тут же отводя глаза, и снова косился.
Водитель разуверился в жизни и ничего хорошего от нее не ждал, но в своем автобусе поддерживал порядок и не терпел пьянства, распутства и громких криков. Таким пятьдесят лет назад воспитала его мать, и причин меняться он не видел. А потому, посматривая за мужчиной в мятом костюме, заметил, как тот сдвинулся подальше на засаленном сиденье, когда появился нож.
Паренек небрежно достал его из кармана и, зацепив ногтем большого пальца, открыл лезвие. Подержал секунду на виду, потом вытащил из рюкзака яблоко и разрезал его резким, точным движением. Запах тут же растекся над испачканными сиденьями и заляпанным полом. Острый сладкий аромат перебил даже неистребимую вонь дизеля, так что и водитель уловил его. Мальчишка посмотрел в широко расставленные глаза на сглаженном, размытом лице мужчины в мятом костюме, закрыл нож и убрал в карман.
Водитель расслабился и на несколько долгих минут сосредоточился на дороге. Мальчишка показался ему знакомым, но это ощущение прошло. Тридцать лет… Он подвинулся, поворочался, устраиваясь поудобнее в кресле.
Сколько он видел их, мальчишек…
Сколько их было, беглецов…
* * *
Каждый раз, когда водитель смотрел на него, мальчишка чувствовал этот взгляд. Такой у него был дар. Или способность. Он чувствовал взгляд, несмотря на темные очки шофера и кривизну зеркала, искажавшего его лицо. За три последних недели эта поездка в автобусе была у него третьей. Каждый раз он сидел на другом месте и в другой одежде, но понимал, что рано или поздно кто-нибудь спросит, что он делает в автобусе дальнего следования в семь часов обычного, школьного дня.
