Он сидел на склоне и ждал.
Новый день, новая работа. Перед ним в глубине тоннеля исчезали ржавеющие рельсы. В сером мраке облачного дня из каменной арки едва исходил свет. Он ни на минуту не отводил взгляда от устья тоннеля. Ожидание его не напрягало. Никакого захватывающего волнения или проблеска интереса.
Он давно перестал проявлять любопытство. Теперь лишь важно выполнить задание. Его холодные циничные глаза казались безжизненными.
Подул ветер, обдавая его морозным воздухом, но он не чувствовал холода. Был сосредоточен, внимателен.
Все произойдет с минуты на минуту.
1
Первые тяжелые капли дождя объявили о себе, выстукивая по крыше железнодорожной платформы разрозненный ритм. Дилан вздохнула и еще глубже запрятала лицо в воротник зимней куртки, стараясь согреть замерзший нос. Она чувствовала, как онемели ноги, и постукивала ботинками по растрескавшемуся бетону, чтобы согреться. Сердито смотрела на скользкие черные рельсы, заваленные пакетами от чипсов, ржавеющими банками газировки Irn-Bru и останками зонтов. Поезд опаздывал на пятнадцать минут, а она из-за нетерпения приехала на десять минут раньше. Ничего не оставалось, кроме как стоять и смотреть. И чувствовать, как тепло медленно покидает ее.
Дождь закапал увереннее. Мужчина рядом с ней тщетно пытался почитать бесплатную газету, погрузившись в историю про серию чудовищных убийств в Вест-Энде. Крыша представляла собой жалкое укрытие, капли падали на газету, взрываясь и размывая типографскую краску до клякс. Громко поворчав, мужчина сложил ее и засунул под мышку. Он осмотрелся в поисках нового занятия, и Дилан тут же отвела взгляд. Ей не хотелось вести вежливую беседу.
День как-то не задался. Будильник почему-то не сработал, и с того момента все пошло под откос.
* * *
– Давай! Поднимайся! А то опоздаешь. Опять вчера долго болтала по телефону? Если ты не можешь себя организовать, придется мне принимать гораздо более активное участие в твоей жизни, и тебе это не понравится!
Голос мамы бесцеремонно ворвался в сон о красивом незнакомце. Он скрежетал так, будто резали стекло, и подсознание поставило небольшую задачку – не вникать. Мама, продолжая ворчать, вышла в длинный коридор их съемной квартиры, и Дилан расслабилась. Она пыталась запомнить сон, отложить некоторые детали на потом. Неспешная прогулка… теплая рука… дурманящий запах листвы и влажной земли… Она улыбнулась, чувствуя разливающееся в груди тепло, но лицо того парня из сна ускользало, не оставляя надежд.
Вздохнув, Дилан с трудом открыла глаза и потянулась, наслаждаясь уютным теплом толстого одеяла, затем скосила глаза влево, на будильник.
О господи.
Она сильно опоздает.
Суетливо бегая по комнате, Дилан попыталась собрать достаточно чистой одежды, чтобы сгодилось для школы. Затем прошлась расческой по каштановым, до плеч, волосам, особо и не пытаясь справиться с курчавым беспорядком. Она даже не взглянула на свое отражение, закручивая волосы в неприметный пучок. Как другим девочкам удавалось создавать стильные прически – для нее было загадкой. Даже если она прилагала усилия, чтобы пройтись по волосам утюжком и выпрямить их, двух секунд на улице хватало, чтобы шевелюра приняла естественное растрепанное состояние.
О том, чтобы исключить душ, не могло быть и речи, но сегодня ей пришлось не больше пяти минут покрутиться под водой, всегда обжигающе горячей, вне зависимости от повернутых ручек или нажатых кнопок. Вытерлась грубым полотенцем и натянула на себя черную юбку, белую рубашку и зеленый галстук, вроде как часть униформы. В спешке натягивая колготки, неаккуратно прошлась острым ногтем и пустила стрелку. Черт, последняя пара… Скрипя зубами, Дилан закинула колготки в мусорную корзину и с голыми ногами понеслась по коридору на кухню.
Заглянула в холодильник и не нашла ничего, что можно было бы съесть на ходу. На заскочить в кафе, конечно же, не было времени. Придется идти голодной. По крайней мере, на школьной обеденной карте у нее достаточно денег для приличного обеда. В пятницу обычно дают рыбу и жареный картофель, разумеется, без соли, уксуса или даже кетчупа. Не в нашей повернутой на здоровье школе, подумала Дилан, закатывая глаза.
– Ты собрала вещи?
Дилан повернулась к матери, стоящей на пороге кухни. Джоан ждала изнурительная двенадцатичасовая больничная смена.
– Нет. Сделаю это после школы. Поезд только в половину пятого – времени полно.
Как всегда, вмешивается. Иногда ей казалось, мама просто не может сдержаться.
Брови Джоан взлетели, отчего морщины на лбу, прорезавшиеся, несмотря на дорогие лосьоны и кремы, которые она наносила каждый вечер, стали еще глубже.
– Ты такая неорганизованная, – начала она. – Надо было вчера вечером этим заниматься, а не болтать со своими друзьями…
– Хорошо! – огрызнулась Дилан. – Я все сделаю.
Казалось, Джоан хотела сказать что-то еще, но вместо этого покачала головой и отвернулась. Понять причину маминого плохого настроения было легко. Она не одобряла поездку Дилан на выходные к отцу, мужчине, которого Джоан обещала любить, пока смерть – а в их случае жизнь – не разлучит их.
Не дожидаясь нового всплеска негатива, Дилан надела туфли и куртку, схватила сумку и потопала по коридору, пытаясь игнорировать урчание в животе. Она остановилась у двери, чтобы обязательно попрощаться, – но столкнулась с тишиной и выскочила под дождь.
Через пятнадцать минут дешевая зимняя куртка сдалась в борьбе с моросью, и Дилан почувствовала, как ее рубашка намокает.
