Предвещность
Тучи сгущались. По небу волнами разбегались раскаты грома – а может, то были отзвуки далеких взрывов? Маленький город затаился в ожидании. День давно вступил в права, но улочки оставались пусты. Торговцы не открывали ставен своих лавок. Хозяйки не спешили на рынок, чтобы отхватить крынку первого утреннего молока, головку овечьего сыра или связку свиных колбасок к завтраку, а если кто и решился бы покинуть дом, то обнаружил бы на рыночной площади перед церковью непривычное запустение. Только ветер гонял по булыжной мостовой рваную газету. Она кружила и кружила до тех пор, пока промчавшийся на полной скорости автомобиль не отшвырнул ее прочь.
Миновав площадь, похожая на черного жука машина свернула на дорогу, круто уходящую вверх, и запетляла между цветущих оград. Вспышка молнии выхватила из утренней мглы очертания неприступных стен и башен. Замок возвышался над городом подобно суровому каменному стражу, тускло мерцали в туманной дымке газовые фонари ведущего к нему моста. Подъехав к воротам, автомобиль остановился и коротко хрипло просигналил. Нетерпеливому водителю пришлось несколько раз нажать на клаксон, прежде чем за решеткой появился угрюмый седовласый привратник. Ворота распахнулись, впуская раннего гостя. Машина тронулась с места. Бросив внутрь нечаянный взгляд, слуга отшатнулся и едва не упал. Почтительное выражение его лица сменилось гримасой испуга.
Жестами указав водителю, где следует остановиться, он принялся по-старчески суетливо запирать ворота. Из-за руля выбрался бледный мужчина в залитом кровью серо-зеленом кителе. Впрочем, для раненого он двигался чересчур проворно – обогнув машину, велел привратнику подойти, утер обшлагом вспотевший лоб и распахнул дверцу.
Вовремя подставленные руки подхватили безжизненное тело еще одного офицера. Слишком юного и для знаков различия гауптштурмфюрера[1] СС, и для пули, которая насквозь пробила ему грудь.
Дождь решил, что отсрочка закончена. После первых упреждающих капель внутренний дворик замка наполнился шумом и плеском. Вода выхлестнулась из стоков труб и пенистыми водоворотами заструилась по каменным желобам.
– Scheiße![2] – выплюнул водитель и, приставив ладонь козырьком ко лбу, окинул взглядом темные бойницы донжона. – Секереш! Где Секереш? – Получив кивок на самую дальнюю башню, он скомандовал: – Поднимай! – И устремился туда, предоставив слуге в одиночку втаскивать мертвеца в неприметную боковую дверь.
Винтовая лестница с крутыми ступенями казалась бесконечной. Внутри царили холод склепа и такая же могильная тьма.
Где-то неподалеку бухнуло и зарокотало, словно башня страдала несварением желудка, – это пришел в движение самодельный подъемный механизм. Деревянная платформа поползла вверх по шахте, бывшей некогда каминной трубой – владелец замка принес уют очага в жертву своим адским экспериментам.
Добравшись наконец до полукруглой двери, незваный визитер потянул на себя железное кольцо. Дверь не поддалась, и он стукнул в нее кулаком.
– Секереш!
Никто не отозвался. Выхватив пистолет, мужчина выстрелил в воздух.
– Ласло! Открывайте, черт бы вас побрал, я знаю, что вы там!
Спустя томительно долгую паузу брякнул засов. Дверь отворилась, явив взгляду черноволосого, в черном же сюртуке мадьяра. Демоническое лицо его обрамляла мефистофелевская бородка, которую он то и дело нервно пощипывал.
– Герр Вайс! – провозгласил Секереш без тени радости. – Отто! Что вытащило вас из постели в такую рань? Я не ждал гостей.
Оттеснив его плечом, Отто Вайс прошел в тускло освещенную комнату, шагнул к столу и плеснул себе вина из початой бутылки. Выпил жадными глотками и тяжело опустил стакан.
– Гости, – сказал он, – будут здесь с минуты на минуту, но я рад, что вы не поддались панике и не сбежали раньше, чем я смог вас застать. «Унтерштанда» больше нет.
Новость явно ударила по самообладанию Секереша. Он покачнулся и упал на стул. – Это, разумеется, чудовищно, вот только… Бежать? – пробормотал он слабым голосом. – С чего вы взяли, что я сбегу?
Повторно наполнив стакан, Вайс вложил его в руку графа и силой заставил сделать глоток.
– С того, дорогой граф… – вино пролилось между дрожащих губ Секереша и оставило несколько пятен на его белоснежной сорочке, – что ваша слава идет впереди вас. Поговаривают, например, что одна из обиженных вами фрау вырезала сердце из вашей груди, но взамен вы получили каменное – угадайте, от кого? От самого сатаны! – Вайс бархатисто рассмеялся, давая понять, что мало ценит подобную болтовню, но не отказывает себе в удовольствии считать ее забавной. – Находятся и те, кто думает, будто вы и вовсе тот самый ludvérc, дьявольский любовник, по ночам проникающий в спальни в образе блуждающего огня. Даже искры, мол, от вас разлетаются! – Теперь он хохотал в голос. Секереша хватило лишь на кривую усмешку. Увидев, что граф не разделяет веселья, Вайс быстро посерьезнел. – Вы, конечно, можете надеяться, что русские посмеются над этими байками точно так же, как над слухами о ваших разудалых пирушках в компании коменданта «Унтерштанда», но что-то мне подсказывает, что, отсмеявшись, они вздернут вас без суда и следствия прямо на вашем щегольском шейном платке… Кстати, это шелк?
Окончательно побледневший граф ответил рассеянным кивком.
– Шелк, так я и думал. Отличная вещь…
Вайс покрутил ручку «Электролы» и опустил на пластинку иглу. В шелест дождевых струй за окном вплелись страдающие звуки скрипки.
Ходили слухи, что наиболее впечатлительных слушателей мелодия «Szomorú vasárnap» сводила с ума. Самоубийцы оставляли партитуру Шереша вместо предсмертных записок.
Если Вайс таким образом намеревался дать графу намек, то тот его уловил.
– Что вам нужно?
– Ответ – за вашей спиной.
Секереш нервно обернулся. Лицо его сравнялось цветом с лицом лежащего на подъемнике мертвеца.
