Также спасибо команде Шиндлеров, особенно мамочке (лучшему в мире первому читателю и слушателю) и моему брату Джону за неизменную поддержку в этом долгом путешествии. Джон, спасибо тебе за то, что приходил на все мои пресс-конференции с фотоаппаратом в руке!
А еще я благодарю всех невероятных блогеров и читателей, с которыми встретилась в Сети. Ваш энтузиазм значит для меня бесконечно много, и выход моих книг превращается в громкие события именно благодаря вам.
Челси
Лицевая линия
Камера подмигивает мне с верхних рядов, словно мы с ней знаем какой-то секрет. Я бегу к скамье запасных, а болельщики завистливо улыбаются мне с трибун родной школы «Фэйр Гроув», втайне мечтая, чтобы и им когда-нибудь, хоть раз в жизни, так же подмигнул объектив.
За одной вспышкой следуют другие; огоньки прыгают на меня со всех сторон. С каждым шагом у меня в бедрах словно взрываются фейерверки боли. Боли, которую я пыталась не замечать последние полторы недели тренировок.
Я стараюсь не морщиться. Молодец, говорю я себе, у тебя отлично получается. Но потом я смотрю вверх. Мой братишка прищурился на меня сквозь толстые стекла своих очков. Встревоженно нахмурившись, он опускает камеру.
Мне нужно внимательно слушать, что говорит тренер Тинделл, но мой взгляд цепляется то за сморщенное кукольное личико нашей соседки миссис Уильямс, то за до смешного огромные серьги из папье-маше моей учительницы из второго класса (серьги у нее в виде баскетбольных мячей). Вот наш почтальон. А вот мальчик, который в четвертом классе поцеловал меня на игровой площадке в последний день перед летними каникулами. Пара моих двоюродных (или троюродных?) братьев. Мак, владелец магазинчика на углу, который вечно хвастает, что прошлой весной заклеил прокол на передней шине моего «Шевроле-Камаро». Он бахвалится этим так, словно я – это не я, а Брэд Питт. Сейчас мой «Камаро» стоит на парковке школы «Фэйр Гроув», весь измазанный пожеланиями удачи от Гейба. Гейб – мой бойфренд, сладкий, как коробка шоколадных конфет на Валентинов день. «Челси, жги!» — написал он смываемым маркером на ветровом стекле. Другие надписи гласят: «23!» и «Нитро!» Последнее – это кличка, которая прилепилась ко мне так намертво, что игроки в команде, наверно, уже забыли мое настоящее имя.
– А по виду и не скажешь, что баскетболистка, – слышу я шепоток с трибун. Эта фраза преследует меня повсюду. Прицепилась и волочится следом, как развязавшийся шнурок, с тех самых пор, как USA Weekend опубликовал обо мне заметку. С тех самых пор, как я появилась на обложке их номера, посвященного лучшим американским школьницам-спортсменкам. Отфотошопленный и чрезвычайно приукрашенный портрет явил миру мое подтянутое, но не перекачанное тело, а также мою склонность к традиционно девичьим аксессуарам: клубнично-красному блеску для губ, стойкой туши и утюжку для волос.
По виду и не скажешь, что баскетболистка. Фраза плывет над рядами трибун, и я прикусываю язык, чтобы не сказать что-то вроде: «Вы что, с дуба рухнули? Девушки играли в баскетбол в колледже Смит аж в 1892 году», или: «Разве закон о дискриминации уже отменили?», или: «Мне казалось, шутки о мужеподобных спортсменках уже не в моде». А может, и: «Сколько еще женщинам придется доказывать, что феминность и сила – не антонимы?»
– По тысяче бросков в день… С места, лэй-апы, штрафные… – несется над толпой. – Забег на восемь километров, час у силовых тренажеров.
Они все в курсе, как проходят мои тренировки. Хвастаются так, словно я – их ребенок.
Я бросаю взгляд на верхние ряды: над головами парят плакаты, на которых огромными буквами от руки написано «Челси Кейс – гордость “Фэйр Гроув„!»
Кончиками пальцев вытираю со лба пот. Воздух в зале такой влажный, что хоть вешай на бельевую веревку. Но у остальных игроков кожа по-прежнему идеально сухая. Ни капельки пота на лицах.
– Вот оно – трудолюбие, приправленное нитроглицерином, – слышу я голос с первого ряда. Это должно придать мне сил: болельщики считают меня активным веществом динамита. Это должно вдохновлять меня еще больше, чем напутственные речи тренера Тинделл. Но вместо этого слова придавливают меня к земле, тяжелые, как штанга. Как штанга, которую мне предстоит поднять.
Игроки бегут обратно на площадку, но, когда я тоже устремляюсь к центру, кто-то хватает меня за запястье.
– Может, тебе пересидеть эту четверть? – Шепчет Брэндон. Он спустился прямо сюда, к переднему ряду трибун, у всего города на виду. Я смотрю вниз на камеру: он опустил ее, но выключить забыл. Красный огонек мигает, фиксируя каждое мое движение.
Я пытаюсь выдернуть руку, но он только крепче сжимает пальцы и спрашивает:
– Скажи, тебе не больно?
– Не тупи, мелкий. Или ты завидуешь? – огрызаюсь я куда более злобно, чем хотела.
Я бегу к центру поля, и с каждым шагом из моих бедер вылетают искры боли.
– Не понимаю, зачем ты терзаешь себя, – говорит Брэндон. Я подпрыгиваю и жму «паузу» на пульте. На экране застывает картинка: игра, которая должна была стать первой из многих в моем последнем сезоне игры за школу. Должна была. Однако жизнь распорядилась иначе.
Я расслабленно опускаю плечи под растянутой футболкой с логотипом «Тигры из Миссури». Брэндон стоит в помятых пижамных штанах, прислонившись к дверному косяку. Я изо всех сил стараюсь сделать вид, что мне все равно.
– И ничего я себя не терзаю, – с улыбкой возражаю я. Но Брэндон на такое не ведется: он кидает на меня взгляд, исполненный отвращения. Его брекеты мерцают в лучах телеэкрана.
Я отвожу глаза, но взгляд упирается в старые трофеи, триумфально выставленные на книжных полках. Все эти крохотные медные фигурки, забрасывающие металлические мячи в корзину. Готовые к трехочковым. Они теперь совсем меня не радуют. Я не чувствую никакой гордости. Вместо этого я… ужасно на себя зла. Я улыбаюсь Брэндону, делая вид, что ничего не случилось.
– Да я просто смотрела, – оправдываюсь я. – Ну, как фильм по кабельному.
– Ага, конечно, – ворчит Брэндон, закатывая глаза за стеклами очков. Сегодня они мерцают, как две луны. – Именно поэтому ты «просто смотришь» это видео посреди ночи, запершись одна в комнате. Если бы все было так невинно, ты бы не пряталась.
Я щурюсь и складываю руки на груди. Вскидываю брови, показывая, что не собираюсь ни класть пульт на место, ни выключать телевизор.
– Слушай, Челс, я же за стенкой, – сообщает мне брат. – Мне слышно, чем ты занимаешься. Снова и снова пересматриваешь свою последнюю игру. Ты хоть спишь когда-нибудь вообще?
