Глава 1
«МАРИАННА»
В то утро 20 апреля 1857 года на траверзе маяка Даймонд-Харбор примерно в сотне ярдов от берега можно было видеть небольшое судно, еще ночью вошедшее в Хугли, не запросив лоцмана.
По оснастке это был малайский парусник, праос, но не имевший балансиров и того своеобразного навеса на палубе, который характерен для этого типа судов. К тому же корпус его был обшит железными пластинами, а водоизмещение значительно больше обычных праос, которые редко имеют его более пятидесяти тонн.
Так или иначе, а это был прекрасный парусник, остроносый, маневренный, способный при попутном ветре развивать большую скорость, чем у тех паровых судов, которыми оснащен был в то время скоростной флот англо-индийского правительства. Настоящее гоночное судно, напоминавшее лучшие клиперы недавних времен, прозванные за их исключительную быстроходность пожирателями расстояний.
Что удивляло, так это экипаж парусника, слишком многочисленный для небольшого судна и на редкость разношерстный. Казалось, все племена Малайзии послали в него своих представителей. Здесь были смуглокожие малайцы с мрачным взглядом черных, как уголь, глаз, даяки, стройные гибкие макасары и приземистые бугисы. Среди команды на борту было немало головорезов из лесов Борнео, негров из Минданао и даже несколько папуасов, выделявшихся живописной копной своих длинных волос, увенчанных ярким дикарским гребнем.
Никто из них не носил, однако, своих национальных костюмов: на всех был одинаковый белый саронг — кусок ткани, спускавшийся до колен, и просторные куртки разных цветов, не стеснявшие движений.
Только двое, под чьим началом находилась команда парусника, были одеты иначе: живописно и очень богато. Один из них, сидевший на широкой подушке красного шелка справа от руля, был мужчина ярко выраженного восточного типа, смуглолицый, с гордо посаженной головой, с густой черной шевелюрой, которая доходила ему до плеч и падала на глаза, сверкавшие каким-то смелым огнем. На нем был восточный наряд из голубого шелка, шитый золотом и украшенный рубинами, и высокие сапоги из желтой кожи. Красивый шелковый тюрбан с плюмажем и крупным алмазом, величиной с орех, довершал это роскошное одеяние.
Другой, стоявший поблизости, озабоченно хмуря брови, читал письмо. Это был европеец, высокий и статный, с тонкими аристократическими чертами лица, мягким взглядом голубых глаз и темными усами, уже чуть седеющими, хотя он и казался моложе своего спутника. На нем была коричневая бархатная куртка, стянутая на бедрах широким поясом, темные брюки и кожаные башмаки с золотыми пряжками.
Парусник уже почти поравнялся с белым домиком лоцманской станции, когда европеец, который только сейчас заметил ее приближение, обернулся к своему товарищу, погруженному в глубокие думы.
— Сандокан, — сказал он, — мы уже входим в реку. Мы будем брать лоцмана?
— Мне не нужны любопытные глаза на борту моего судна, Янес, — ответил тот, поднимаясь и устремляя взгляд на станцию. — Доберемся до Калькутты и без помощи лоцмана.
— Ты прав, — кивнул Янес после недолгого размышления. — Лучше сохранить инкогнито. Никогда не знаешь, какая мелочь может навести на наш след этого мерзавца Суйод-хана.
— Когда мы будем в Калькутте?
— До захода солнца, — ответил Янес. — Вода поднимается, и ветер попутный.
— Нам нужно как можно скорее увидеться с Тремаль-Найком. Бедный друг! Потерять жену, а теперь и единственную дочь!
— Мы обязательно вырвем ее у Суйод-хана. Посмотрим, устоит ли Индийский Тигр против Тигра Малайзии.
— Да, — сказал Сандокан, и молния блеснула в его глазах, а лоб грозно нахмурился. — Мы вызволим ее, даже если мне придется для этого перевернуть всю Индию и утопить этих подлых собак тугов в их подземных пещерах. Но дошла ли наша депеша до Тремаль-Найка?
— Не тревожься, Сандокан: телеграммы всегда доходят до места назначения.
— Значит, он нас ждет?
— Думаю, да, но лучше все же предупредить его, что мы уже вошли в Хугли и к вечеру будем в Калькутте. Он пошлет Каммамури, чтобы тот встретил нас и проводил к его дому.
— А есть тут телеграф по пути?
— Есть, в Даймонд-Харборе.
— Это лоцманская станция, которую мы только что миновали?
— Да, Сандокан.
— Тогда встанем на якорь и пошлем кого-нибудь. Полчаса для нас небольшая потеря. К тому же за домом Тремаль-Найка наверняка следят.
— Ты прав. Предусмотрительность будет не лишней.
— Тогда напиши, друг мой.
Янес вырвал листок из записной книжки и быстро написал на нем карандашом:
«С борта „Марианны“, господину Тремаль-Найку, улица Дурумтолах.
Сегодня утром мы вошли в Хугли и вечером будем у вас. Вышлите Каммамури нам навстречу.
Наше судно идет под флагом Момпрачема.
Янес де Гомейра».
— Вот, — сказал он, показывая листок Сандокану.
— Хорошо, — ответил тот. — Лучше твоя подпись, чем моя. Англичане, наверное, еще помнят меня и не простили мои набеги.
Парусник встал на якорь в полумиле от Даймонд-Харбора, и шлюпка с гребцами уже была спущена на воду, когда Янес подозвал рулевого, вручив ему записку и деньги.
— Ни слова о нас, — приказал он. — Разговаривай только по-португальски. Капитан сейчас — я.
Рулевой, высокий и крепкий парень, кивнул, проворно скользнул в шлюпку, и она тут же устремилась к берегу, взяв курс на лоцманскую станцию.
Через полчаса он вернулся, объявив, что депеша отправлена по назначению.
— Тебя о чем-нибудь спрашивали? — поинтересовался Янес.
— Да, капитан. Но я помалкивал. Я был нем, как рыба.
— Отлично.
Шлюпку подняли на борт, и «Марианна» двинулась дальше, держась все время середины реки. Сандокан уселся на свою шелковую подушку и погрузился в раздумье, а Янес, закурив сигарету и опершись о борт, рассеянно оглядывал берега.
Обширные бамбуковые джунгли, излюбленное прибежище местных тигров и носорогов, простирались по правую и левую сторону могучей реки, покрывая ее топкие берега, кишевшие змеями и крокодилами. Тучи птиц кружили над густыми зарослями бамбуков и тростника, но людей нигде не было видно. От затхлой, тинистой воды несло запахом гнили.
— Плохие места, — пробормотал Янес, с напряженным вниманием оглядываясь кругом. — Все это разве что для охоты. Не сравнить эти дикие джунгли с прекрасными лесами Борнео. Если люди Суйод-хана и в самом деле обитают здесь, им не позавидуешь. Тростник, лианы и болота. Лианы, болота и тростник. И это знаменитая дельта священной реки!
Ничто не изменилось тут с тех пор, как он последний раз бывал в Индии. Похоже, англичане заботились лишь о том, чтобы получше остричь этих бедных индийцев, а не о том, чтобы как-то улучшить тут жизнь. «Марианна» быстро продвигалась вперед, но по берегам реки была все та же картина. По крайней мере на правом. На левом же попадались изредка по несколько убогих хижин, с глиняными стенами и лиственными крышами, под сенью кокосовых пальм.
