Пролог
Хорошо! Солнце, ветерок, запах мокрой земли и цветов – сирень цветет! Я оглядываюсь на жену, потом смотрю на испачканное мороженым лицо Настюхи. На носу у нее смешная белая нашлепка – всю мордочку засунула в стакан!
Жизнь хороша, и жить хорошо! Я молод, здоров, у меня красивая жена, замечательная дочка – чем не жизнь?! И хочется петь! Что петь? А лучше всего старую песню, еще довоенную: «Все выше, и выше, и выше! Стремим мы полет наших птиц!» Есть что-то в ней такое… летящее, красивое! Так и видишь птиц, уносящихся в небеса!
Мне двадцать девять лет, и у меня все хорошо! Хорошо идет служба. Как говорит Маша, я работаю Анискиным. Дома все хорошо, и вообще все отлично! Денег не очень-то и много, но нам на жизнь хватает. А работа мне даже нравится, хоть и говорят, что участковый – это самый что ни на есть неблагодарный участок фронта. Да, именно фронта – мы, участковые, на передовой! К нам ссылают проштрафившихся оперов, к нам идут бывшие военные, которым нужно где-то начинать свой карьерный взлет по ментовской взлетной дорожке. «Дальше фронта не пошлют – дальше участкового не отправят!»
Я оглядываюсь на жену, протягиваю к ней руку, и…
Удар! Смачный, хрустящий шлепок! Черный фургон пронесся мимо меня, снеся и Настюху и Машу, – черный, как сама смерть.
И я уже не смотрю – остановился он или нет, какая мне разница?! Я вижу только два комочка, две маленькие съеженные фигуры на асфальте – и больше ничего в мире. Весь мир для меня сосредоточился в этих двух фигурках!
И я кричу – страшно, дико, из самого нутра – криком умирающего зверя, криком человека, который только что лишился всего, что составляло суть его жизни. За одну секунду – всего!
И я просыпаюсь. И жду, когда ночной кошмар уйдет, оставив вместо себя отчаяние, одиночество и боль.
А потом иду на кухню – грязную, неубранную, достаю из холодильника бутылку водки, наливаю в граненый стакан, доставшийся от деда, и, стуча зубами по старому стеклу, пью. Пью – захлебываясь, вздрагивая от жгучей горечи.
И отпускает. Снова отпускает. Теперь – только чернота. Холодная, одинокая постель в неухоженной тихой квартире.
Глава 1
Я давно уже приучил себя вставать по внутреннему «будильнику». Не знаю, как это происходит в мозгу, но стоит мне с вечера представить себе циферблат будильника, время, в которое нужно встать, и… ап! Я просыпаюсь за десять минут до назначенного часа. Всегда – если, конечно, совсем уж не пьян и не валяюсь на полу в состоянии полного и категорического нокаута. И так бывает, да… чего уж греха таить.
Встал, пошел в ванную комнату, включил свет – из маленького окошечка над ванной свет поступал чисто условно, хотя за окном уже ярко светило солнце. Июнь!
В забрызганном пеной, заляпанном руками зеркале отразилась моя физиономия – опухшая, с глазами-щелочками, на голове черт знает что, не то сеновал, не то помойка. Эдак и до вшей можно дойти, не участковый, а бомж какой-то!
Пошел на кухню. Опасливо отстранившись от газовой колонки, разжег этот адский агрегат. Всегда боялся этого мерзкого изделия адептов сатаны – если не стену разнесет, взорвавшись, так когда-нибудь спалит твой несчастный скальп!
Не разнес. Не спалил. Теперь можно хоть как-то привести себя в порядок. Перегара, конечно, горячая вода не уберет, но повышенную лохматость устранит.
Рубашка, конечно, уже не то что третьей свежести – четвертой! Но другой, увы, нет. Остальные еще хуже.
Быстренько застирать засаленный воротник, замыть пятно от кетчупа на груди (не помню, что вчера жрал, но из этой штуки определенно текла «кровь гамбургера»), потом утюгом по мокрому, пар, шипение – и вот я уже новенький, как только что отчеканенный пятирублевик!
Включил телик – пока отглаживал брюки, смотрел новости. Ничего хорошего не увидел. Разгул преступности… падение доходов… бла-бла-бла…
Реформаторы хреновы! Губошлепы! Только и можете что шлепать своими толстыми мокрыми губищами и вещать о том, как хорошо нам будет при рыночной экономике, особенно после того, как правительство выполнит ваши дурацкие планы! Ох, Сталина на вас нет! Как говаривал покойный дед, в квартире которого сейчас я и живу. Ах, дед, дед… может, и хорошо, что ты не дожил до такого дерьма! С твоей-то и бабушкиной пенсией!
1994 год на дворе. Опять грохнули какого-то нефтяного магната – все стоят на ушах! Хорошо, что я не нефтяной магнат и взять у меня нечего – кроме грязных носков. Но они вряд ли кому-то подойдут по причине совершенной своей отвратности. Нет, а какими им быть, если ходил в них целый день по жаре? Какой-то идиот придумал, что ходить участковый должен только в черных форменных ботинках, и никак иначе! Надеть бы на него эти ботинки и как следует погонять! Узнал бы тогда, каков он, горький ментовский хлеб!
Да, горький! А что смешного-то? Попробуй потаскай этот дурацкий дипломат, набитый кучей бумаг, – небось взвоешь! А на каждую бумагу в десятидневный срок нужно дать ответ. Прикрыть зад хорошей бумажкой – это главное в работе участкового. А еще – отбиться от толпы заявителей. Впрочем, частенько это одно и то же.
Завтракать не стал. Разве можно назвать завтраком выпивание двух сырых яиц? Да и те просто заставил себя выпить – есть не хотелось. Водка, я читал, она жутко калорийная! И если выжрать ночью целый стакан, хватит этого ночного «завтрака» до самого обеда.
Ох и тащит же перегаром! Во рту эскадрон гусар летучих ночевал. И десять ассенизаторов на «газонах». Хм… а во времена гусар были ассенизаторы? Нет, на «газонах» точно не было, а на лошадях – были. Золотари назывались.
Закрыл на ключ дверь, довольно-таки хлипкую, фанерную, и потащился по лестнице, пыльной, можно сказать – грязной. Времена такие – все пыльное, грязное, все какое-то… рваное. Вся страна такая. Рвут ее стаи больших и маленьких стервятников, рвут и никак нажраться не могут! Загадили всю, вымазали в дерьме, и просвета не видать. Народ голодный, озлобленный. В квартиру звонишь, так черта с два откроют – будут через глазок изучать не менее получаса, а потом мерзким каркающим голосом сообщат, что милицию они не вызывали, а потому я могу идти стороной, пока настоящую милицию они не вызвали. Рожа у меня такая, что ли? Вроде и бреюсь, и стричься стараюсь… Ну да, уже немного оброс, но не до такой же степени, чтобы принять меня за бандита?! Кроме того, бандиты в большинстве своем вообще лысыми ходят. И как одеты? Они в кожаных куртках, в трениках «типадидас», а я-то в форме, в конце-то концов! Идиоты… Да, это не Анискин, совсем не Анискин!
