Введение: Приключения с коробкой Гальтона
Что я за фрукт, окружающим стало понятно, еще когда я был ребенком. В десять лет я решил выяснить, что будет, если воздушный шарик наполнить водой и сбросить с балкона нашей квартиры на пятнадцатом этаже. Чем я хуже Ньютона и Дарвина? Надо поставить опыт и разобраться!
«Ну, ты даешь!» – только и вымолвил потрясенный автовладелец. Ему пришлось заменить ветровое стекло, пострадавшее в ходе моего эксперимента. Что поделать – всего не предусмотришь! Научного прогресса без жертв не бывает.
А через несколько лет случился новый инцидент – с камином, закрытым дымоходом… и местной пожарной частью. До сих пор живо помню, каким тоном пожарный произнес: «Тоже мне гений».
Увы, я не гений. А потому нахожусь в быстро тающем меньшинстве. Таких, как я, скоро останутся единицы – ведь число гениев растет не по дням, а по часам. Кого только не называют гениями, от теннисистов до программистов. У нас есть «гении моды», «кулинарные гении» и, конечно же, «гениальные политики». Наши дети – сплошь маленькие Эйнштейны и Моцарты. Если у нас возникла проблема с продукцией Apple, мы идем в раздел Genius Bar («Бар гениев») на сайте компании. Да и лавина книг «Сделай сам» наводит на мысль, что в каждом из нас кроется гений (в моем случае – скорее скрывается). И нам это льстит. Вот только если каждый человек гений, то так ли это почетно?
Я уже давно с интересом наблюдаю за тем, как развивается (или, точнее, вырождается) понятие гения. Тема гениальности занимает мой ум так же, как тема одежды занимает ум человека, оставшегося нагишом. Если мы катимся по этой спирали вниз, есть ли для нас (и для меня в том числе) какая-то надежда?
Гений. Слово пленительное, но каков его смысл? Оно восходит к латинскому genius, которое во времена Древнего Рима означало нечто иное, чем в наши дни. «Гением» называли духа – эдакого «родителя-вертолета»[1], только сверхъестественного, который опекал каждого человека. Свой гений был у каждого человека и у каждого места. Города, поселки, рыночные площади – у всех был свой дух-покровитель, genius loci («гений места»). Откуда же тогда взялось нынешнее определение «гения»: «необычайные интеллектуальные способности, особенно проявленные в творчестве»?[2] Оно пришло к нам от романтиков XVIII века, этих печальных поэтов, которым пришлось немало претерпеть за свое искусство и свою, как мы сказали бы сейчас, креативность. Кстати, последнее слово возникло совсем недавно – в 1870 г., а широко распространилось и того позже – лишь в 1950-х гг.
Иногда гениями называют интеллектуалов – людей с высоким IQ, но это слишком узкое и обманчивое понимание: многие обладатели высочайшего IQ ничего не сделали в жизни, а многие люди со «средним» IQ, наоборот, совершили что-либо великое. Я же веду речь о гении в творческом смысле слова – о гениальности как высшей форме творчества.
Больше всего мне нравится определение творческого гения, которое дала психолог Маргарет Боден, специалист по искусственному интеллекту. По ее словам, творческий гений – это человек, наделенный «способностью выдвигать идеи новые, неожиданные и ценные». Таким критерием пользуется и Патентное ведомство США, решая, заслуживает ли патента то или иное открытие.
Представьте себе простую кофейную чашку. Я могу раскрасить ее, придав необычный флюоресцентный ярко-оранжевый цвет. Это будет ново, но не слишком неожиданно, да и пользы не принесет. Я могу также выдумать чашку без дна. Без сомнения, это неординарно и вызовет удивление, но пользы в этом снова никакой. Чтобы заслужить патент, мне придется изобрести, скажем, самоочищающуюся чашку или складную чашку, которая превращается во флешку. Тогда она будет удовлетворять всем трем критериям: новизна, неожиданность и польза. Чтобы получить патент или прослыть гением, нужно сделать не несколько мелких шажков, а решительный скачок.
Но меня, любителя географии и истории, интересует не только то, какие скачки были сделаны в истории человечества, но и то, где и когда они были сделаны. Поэтому я задумал еще один эксперимент (на сей раз без шарика с водой). Я отправился в Большое Путешествие. Знаете, из тех путешествий за границу, которые совершали в XVIII–XIX веках молодые английские дворяне, чтобы расширить свой кругозор. Конечно, я не дворянин и, как уже сказал, не гений. Колледж был для меня временем дешевого пива и неподходящих женщин. Учиться можно было бы и получше. Но на сей раз, сказал я сам себе, все будет иначе. На сей раз я последую совету тестя. «Молодой человек, – мягко втолковывал он мне, – вам нужно о-бра-зо-вы-вать себя».
Мое образование начинается в Лондоне, который дал миру не только гениев, но и изучение природы гения. Если вас, как и меня, увлекает эта тема (или вам нравится тайком втыкать булавки во что-нибудь мягкое), вас заинтересует коробка Гальтона. А найдете вы ее там же, где и я, – в Университетском колледже Лондона.
Пасмурным утром, когда в воздухе уже пахнет весной, я сажусь в метро и доезжаю до станции «Кингс-Кросс». А там рукой подать до университетского городка, чем-то напоминающего Хогвартс. Меня встречает обаятельная Субхадра Дас, хранительница коробки. В ее улыбке и взгляде есть что-то ободряющее. Она ведет меня неказистым коридором в непримечательный зал, где покоится на столе эта коробка. Надевает латексные перчатки и бережно, словно делая нейрохирургическую операцию мышонку, погружает руки в коробку.
