Пролог
После «Лестницы»
Однажды в мае, во вторник, на тридцать седьмом году жизни, Рейчел застрелила своего мужа. Он повалился назад со странным, чуть ли не удовлетворенным выражением, словно в глубине души всегда знал, что так и будет.
Но на его лице также было написано удивление. Рейчел подозревала, что и на ее лице тоже. Вот ее мать – та не удивилась бы.
Элизабет Чайлдс, ее мать, никогда не была замужем, но написала известную книгу о том, как сохранить брак. Писательница и доктор наук назвала различные главы согласно выделенным ею этапам в любых отношениях, начинавшихся с взаимного влечения. Шумный успех книги под заглавием «Лестница» убедил мать (как сказала бы она сама, «вынудил») написать два продолжения, «Снова вверх по лестнице» и «Ступеньки лестницы: Рабочая тетрадь», причем каждое сочинение продавалось хуже предыдущего.
Сама Элизабет называла все три книги «шарлатанским снадобьем для эмоционально незрелых натур», однако к «Лестнице» относилась с грустной нежностью, потому что писала ее, не сознавая, как мало знает о предмете. Она сказала об этом Рейчел, когда той исполнилось десять лет. В один прекрасный день тем же летом, нагрузившись несколькими коктейлями – был уже вечер, – она объяснила дочери:
– Человек – это то, что он о себе рассказывает, а рассказывает он по большей части неправду. Не надо копать слишком глубоко. Если ты уличишь кого-то во лжи, это унизит вас обоих. Легче жить, принимая вранье.
Затем мать поцеловала дочь в лоб, потрепала по щеке и сказала, что у нее все будет хорошо.
Когда «Лестницу» опубликовали, Рейчел было семь лет. Она помнила шквал телефонных звонков, бесконечные разъезды, сигареты, которые вновь стала курить мать, и эту новую ауру утонченного шика, смешанного с отчаянием. Самой Рейчел, как она помнила, смутно казалось, что ее мать, никогда не знавшая настоящего счастья, на пике успеха стала еще несчастнее. Годы спустя Рейчел стала подозревать, что слава и деньги лишили мать возможности оправдывать свое плохое настроение. Она блестяще анализировала чужие проблемы, но была неспособна поставить диагноз самой себе и всю жизнь пыталась справиться с проблемами, которые рождались, крепли, жили и умирали внутри ее. Рейчел, конечно, не понимала всего этого в свои семь лет – как и в семнадцать. Она видела только, что мать несчастна, и тоже чувствовала себя несчастной.
Мужа Рейчел застрелила на борту катера, в бостонской гавани. Несколько секунд – семь, восемь, десять? – он стоял на палубе, а затем свалился в море за кормой.
Но в эти последние секунды в его глазах мелькнула целая гамма чувств. Отчаяние. Жалость к себе. Ужас. Ощущение беспредельного одиночества, которое скинуло с него лет тридцать, превратив прямо на глазах Рейчел в десятилетнего мальчугана. И разумеется, возмущение. И гнев.
И охватившая его яростная решимость: хотя из моего сердца льется кровь, стекающая с подставленной руки, все обойдется, со мной не случится ничего страшного. Он ведь сильный человек, который сам создал все, что имело для него значение, и сможет преодолеть и это.
А затем обескураживающее понимание: нет, не сможет.
Он посмотрел прямо на нее, и в глазах его было самое невероятное чувство, вытеснившее все остальные.
Любовь.
Нет, это невозможно.
И все же…
Никакого сомнения. Необузданная, беспомощная, чистая любовь. Расцветая, она брызжет вместе с его кровью.
Он проговорил одними губами, как часто делал с другого конца набитого людьми помещения: «Я. Тебя. Люблю».
А затем он упал в воду и исчез в темной глубине. За два дня до этого в ответ на вопрос, любит ли она своего мужа, она сказала бы: «Да».
В книге ее матери о таких случаях говорилось в главе тринадцать, «Разрыв». А может, правильнее было бы обратиться к следующей главе, «Конец истории»?
Рейчел не была уверена. Иногда она путала эти две главы.
I
Рейчел в зеркале
1979–2010
1
Семьдесят три Джеймса
Рейчел родилась в западном Массачусетсе, в Долине Пионеров, известной также как «район пяти колледжей». В Амхерстском и Гемпширском колледжах, Маунт-Холиоке, колледже Смита и Массачусетском университете в общей сложности насчитывалось две тысячи преподавателей и двадцать пять тысяч студентов. Рейчел выросла в мире кофеен, гостиниц, предоставляющих «завтрак и постель», толп обывателей и обшитых вагонкой домов с верандами по всему периметру и чердаками, пахнущими мускусом. Осенью листья, падавшие в изобилии, заполняли улицы, засыпали тротуары, забивали щели в изгородях. Зимой из-за снега в долине порой наставала такая тишина, что она сама становилась звуком. В июле и августе по улицам разъезжал почтальон на велосипеде со звонком на руле и прибывали туристы, чтобы посмотреть спектакли летнего театра и порыться в антиквариате.
Ее отца звали Джеймсом. Больше Рейчел не знала о нем почти ничего. Она помнила темные вьющиеся волосы и неожиданно вспыхивавшую неуверенную улыбку. По крайней мере дважды он водил ее на детскую площадку, занимавшую часть темно-зеленого косогора: туда часто спускались низкие облака, и отцу приходилось вытирать качели от росы, прежде чем посадить на них Рейчел. Во время одной из таких прогулок он ужасно ее насмешил, но чем именно, она не помнила.