Часть I
ЧИСТИЛИЩЕ
1
Сила и коварство являются на войне
двумя основными добродетелями.
Томас Гоббс «Левиафан»
Я — утомясь, и вождь и я — не зная,
Куда идти; тропа над бездной шла.
Безлюднее, чем колея степная.
Данте «Божественная комедия» («Чистилище»)
В ушах звенело от чудовищного крика. Меня окружала тьма. Грудь сдавило так, что дышать стало практически невозможно. Я лежала, утопая в собственной крови. Собрав последние силы, я села и принялась вглядываться в темноту, стараясь хоть что-нибудь рассмотреть. Я больше не кричала. Внезапно в комнате воцарилась мертвая тишина. Превозмогая боль, я сделала несколько судорожных глотков, тщетно пытаясь смочить пересохшее горло. Через некоторое время я осознала, что страшный крик, стихший несколько секунд назад, вырывался из моей груди. Я кричала так истошно, что теперь казалось, будто горло кто-то исполосовал изнутри когтями. Я подняла руки и прижала к груди. Ощупав ткань, скрывавшую тело, я убедилась, что на ней нет никаких следов от пронзивших грудь арбалетных стрел — ни единой прорехи. Глаза почти ничего не видели в темноте, но я была уверена: на мне не моя рубашка, вернее, не тот свитер, который я взяла в комнате Шея в начале той ночи, которой суждено было изменить всю мою жизнь.
В голове роились смутные воспоминания. Белое покрывало снега. Темный лес. Грохот барабанов. Волчий вой, призывающий меня на поляну, где должна была пройти церемония заключения союза.
Союз. При этом воспоминании кровь застыла в жилах. Я сбежала от судьбы. Сбежала от Рена. При мысли о вожаке стаи Бэйнов грудь снова сжалась, и я закрыла лицо руками. Впрочем, скоро изображение вожака перед глазами потеснила другая фигура — одиноко стоящего на коленях в лесу связанного юноши, с повязкой из черной ткани на глазах.
Шей.
Я вспомнила его голос, звучавший надо мной, когда я лежала, поминутно теряя сознание и снова приходя в себя, чувствуя, как его рука гладит мою щеку. Что произошло? Его не было рядом, я лежала во тьме так долго… Одна. Где я?
Глаза наконец привыкли к царящему в комнате полумраку. Сквозь частую сетку небольших стекол, вставленных в рамы высоких окон на противоположной стене, с затянутого тучами неба лился приглушенный дневной свет. На полу тут и там лежали бледные, розоватые тени. Я осмотрелась с целью найти выход и обнаружила справа от кровати готическую дубовую дверь. От того места, где находилась я, до нее было не более трех-четырех метров. Спустив ноги с кровати, я осторожно встала на пол. Стоять оказалось нетрудно. Я почувствовала, как в теле расправляется каждый мускул. Оно снова было наполнено жизнью. Я была готова к чему угодно.
Если понадобится, моту сражаться и убивать.
До моих ушей донесся звук шагов обутых в тяжелые ботинки ног. Ручка повернулась, дверь распахнулась внутрь комнаты, и на пороге появился мужчина, которого я однажды уже видела. Его лицо, словно вытесанное из камня сильной рукой, было покрыто седоватой щетиной, которой бритва не касалась, наверное, уже несколько дней. Мужественное и привлекательное лицо человека, меньше всего на свете думающего о своей внешности.
Последний раз я видела это лицо, когда его обладатель оглушил меня ударом рукояти меча. В глубине груди зародился угрожающий рык, и я почувствовала, как во рту растут и заостряются клыки. Мужчина хотел заговорить, но я обернулась волчицей и стала подкрадываться, рыча на него, все громче и громче, обнажив клыки, чтобы напутать его. У меня был выбор: разорвать его в клочья или проскочить мимо, к двери. Нужно решать, подумала я, времени на раздумья нет. Мужчина поднял руку к груди, отодвинул край длинного кожаного плаща, и моему взгляду открылась рукоять длинного изогнутого кинжала.
Значит, будет схватка.
Я напрягла мышцы и приготовилась к прыжку, нацелившись на горло мужчины.
— Подожди, — сказал он, убрав руку с рукояти кинжала и выставив вперед ладони. Я расценила жест как попытку успокоить меня.
Его уверенность в себе настолько поразила меня, что я замерла. Неужели он считает, что меня так легко успокоить? Щелкнув зубами, я быстро бросила взгляд в коридор за дверью.
— Не стоит этого делать, — сказал мужчина, двигаясь в сторону прохода, чтобы отрезать мне путь к бегству. А тебе не стоит знать, на что я способна, если зажать меня в углу, подумала я. — Я знаю, о чем ты думаешь, — продолжил мужчина, складывая руки на груди над рукоятью кинжала. — Допустим, мимо меня ты проскочишь. В конце коридора тебя ждет охрана. Если ты и мимо нее проскочишь, а ты можешь это сделать, ты же вожак стаи, то встретишься с более серьезным отрядом у любого из выходов.
«Ты же вожак стаи», — повторила я про себя. Откуда ему это известно? Продолжая угрожающе рычать, я повернула голову и бросила взгляд на высокие окна за спиной. Если подпрыгнуть, можно попробовать проломить одно из них. Будет больно, но, если падать не слишком высоко, я выживу.
— Не стоит, — сказал он, посмотрев в том же направлении.
Да кто он такой? Провидец?
— Там стена высотой метров пятнадцать, а внизу гранитные плиты, — предостерег он, делая шаг вперед. Я попятилась. — Никому здесь не нужно, чтобы ты пострадала.
Я перестала рычать. Он снова заговорил, тихо, растягивая слова.
— Если ты превратишься в человека, мы бы могли переговорить.
Я снова попятилась, боком, прижимаясь к полу, скрежеща зубами от расстройства. Он понимал не хуже меня, что моя уверенность в себе тает на глазах.
— Если ты попытаешься сбежать, — продолжил он, — нам придется тебя убить.
Он сказал это так спокойно, что смысл слов дошел до меня не сразу. Я отрывисто прорычала в знак протеста. Рычание превратилось в мрачный смех, когда я обернулась человеком.
— Ты же сказал, что никто не хочет, чтобы я пострадала.
Уголок его рта изогнулся в улыбке.
— Так и есть, Калла. Меня зовут Монро, — ответил он, делая шаг вперед.
— Стой, где стоишь, — предостерегла я, обнажая клыки. Он замер на месте. — Ты не пытался меня убить, — сказала я, оглядывая комнату в поисках чего-нибудь такого, что могло бы дать мне преимущество. — Но это не значит, что я тебе доверяю. Если ты вынешь кинжал, висящий на поясе, из ножен хотя бы на сантиметр, я оторву тебе руку.
Он кивнул. В моем сознании роились многочисленные вопросы, и голова гудела от них, как медный котел. Снова появилось ощущение затрудненности дыхания. Я не могла позволить себе запаниковать. Да и показать слабость было бы недостойно.
Теперь уже не только голова, но и тело, казалось, переполнилось воспоминаниями, и кожа на руках покрылась мурашками. Я поежилась, вспомнив, как над головой, словно черные облака, реяли призраки, а вокруг угрожающе скалились орущие суккубы. Кровь снова застыла в жилах.
