Тело в реке найдут не скоро – пожалуй, лишь через несколько часов. Стояла поздняя ночь, почти готовая перейти в раннее утро, – этот мистический, таинственный, сумеречный час, когда завершается вечеринка и начинается новый день. Когда границы реальности размываются и все кажется возможным.
Тело девушки плавало на поверхности воды, лицом вниз. Над ней раскинулся город-башня, облепленный светлячками: каждая точка света – словно отдельный человек, крошечная искра жизни. Сверху равнодушно смотрела луна, будто око древнего божества.
Картина дышала умиротворением. Волны мерно раскачивались вокруг тела, как темное покрывало, создавая ощущение, что девушка просто прилегла подремать. Волосы мягким облаком окружали голову, платье льнуло к ногам, словно пытаясь защитить от предрассветной прохлады. Но холод ей более не страшен.
Рука была вытянута, словно покойная тянулась к любимому человеку или закрывалась от неведомой угрозы, а может, сожалела о том, что сделала. За свою недолгую жизнь девушка не раз совершала ошибки, но откуда ей было знать, что сегодня ночью они приведут ее к гибели?
Мэриель
Двумя месяцами ранее
Скрестив ноги, Мэриель Валконсуэло сидела на клетчатом пледе в своей тесной спальне – на сто третьем этаже Башни. Со всех сторон, в двух-трех метрах за металлическими стенами, ее окружало бесчисленное множество людей: на кухне возилась мама, по коридору гурьбой бегали дети, соседи, в очередной раз затеяв ссору, что-то раздраженно выкрикивали. Но Мэриель казалось, что она на Манхэттене совершенно одна: на остальных она не обращала никакого внимания.
Подавшись вперед, Мэриель прижала к груди старенького игрушечного зайца. На лицо ей падал блеклый свет от низкокачественного головидео, подчеркивая нос с горбинкой и выступающий подбородок. В темных глазах сверкали слезы.
Перед Мэриель прыгало нечеткое изображение девушки с огненно-рыжими волосами и пронзительными глазами, в которых искрились золотые крапинки. На губах ее играла улыбка, словно девушка хранила сотни немыслимых секретов; возможно, так и было. В углу кадра мелькала крошечная белая эмблема некрологов «Интернэшнл таймс».
– Сегодня мы провожаем Эрис Додд-Рэдсон, – произнес голос молодой актрисы, которая так нравилась Эрис.
Интересно, сколько денег отвалил за это мистер Рэдсон? Актриса говорила слишком оживленным для подобного случая тоном: словно обсуждала свою любимую тренировку по фитнесу.
– Трагическая случайность отняла у нас Эрис. Ей было всего семнадцать лет.
Трагическая случайность! И это все, что можно сказать, когда молодая девушка при подозрительных обстоятельствах падает с крыши? Наверное, родители Эрис боялись, как бы окружающие не решили, что она спрыгнула сама. Но те, кто ее знал, не могли бы такого подумать.
За месяц Мэриель миллион раз пересмотрела это похоронное видео. И знала весь текст наизусть. Она до сих пор ненавидела эту запись: слишком причесанную, продуманную и по большей части лживую. Но от Эрис у нее почти ничего не осталось. Мэриель крепче стиснула потрепанного зайца и продолжила терзать себя, просматривая видео о подруге, погибшей в столь юном возрасте.
По голоэкрану побежал фотопоток с участием Эрис в разные годы жизни: малышка танцует в электромагнитной пачке, излучающей яркий неоновый свет; маленькая девочка спускается на ярко-желтых лыжах по горному склону; девушка-подросток отдыхает с родителями на роскошном, залитом солнцем пляже.
У Мэриель такой юбки-пачки никогда не было. Снег она видела лишь за городом да на общественных террасах нижних этажей. Она и Эрис жили совсем разной жизнью, но, когда они проводили время вместе, это не имело значения.
– Эрис навсегда останется в памяти своих дорогих родителей Каролины Додд и Эверетта Рэдсона, а также тетушки Лэйн Арнольд, дяди Теда Арнольда, кузенов Мэтта и Саши Арнольдов и ее бабушки по отцовской линии Пегги Рэдсон.
И никакого упоминания о подруге Мэриель Валконсуэло. А ведь она единственная среди скорбящих, за исключением мамы Эрис, искренне любила ее.
– Поминальная служба пройдет во вторник первого ноября в епископальной церкви Святого Мартина, на девятьсот сорок седьмом этаже, – прозвучал голос голоактрисы, наконец лишившись веселых ноток.
Мэриель ходила на ту службу. Стояла в заднем ряду, держа в руках четки и стараясь не закричать при виде гроба, который словно напоминал: исправить ничего нельзя.
На экране появился случайный снимок Эрис: в клетчатой юбке, она сидела на школьной скамье, изящно скрестив ноги и запрокинув голову от смеха.
– В память об Эрис вы можете внести пожертвования в новый стипендиальный фонд Подготовительной академии Беркли – организована памятная премия имени Эрис Додд-Рэдсон для малопривилегированных студентов льготной категории.
Льготная категория. Считается ли любовь к погибшей, в честь которой учредили стипендию, основанием для льготы? Мэриель чуть сама не подала документы на эту премию, чтобы доказать, насколько гнилые эти люди без их денег и привилегий. Эрис посмеялась бы, узнав про стипендию, ведь она никогда не увлекалась учебой. Вот если бы в ее честь организовали выпускной бал… Больше всего на свете Эрис любила несуразные блестящие платья и туфли под стать.
Мэриель протянула руку, будто хотела коснуться голограммы. На последних секундах некролога показали снимки смеющейся Эрис в кругу друзей – той блондинки, Эйвери, и других девушек, имен которых Мэриель не знала. Во всей записи ей нравился только этот момент: ведь Эрис казалась такой счастливой. Но в то же время Мэриель злилась, что сама не принадлежит к тому миру.
Но вот по экрану пробежала полоска с логотипом продюсерской компании, и голография потускнела.
Так выглядит официальная история жизни Эрис, утвержденная чертовым штампом «Интернэшнл таймс». Но Мэриель в ней не было места. Ее имя стерли из повести, словно они с Эрис никогда не встречались. При этой мысли по щеке оцепеневшей Мэриель скатилась слеза.
Она до ужаса боялась забыть единственную девушку, которую любила. Просыпалась среди ночи, испуганная мыслью, что не может вспомнить, как изгибаются в улыбке губы Эрис, как она яростно щелкает пальцами, когда в голову приходит новая идея. Оттого Мэриель и пересматривала поминальное видео. Она не могла лишиться последней ниточки, связывавшей ее с Эрис.
Мэриель откинулась на подушки, собираясь помолиться.
Обычно молитва успокаивала ее изможденную душу. Но сегодня Мэриель не могла сосредоточиться. Мысли прыгали из стороны в сторону, словно летевшие по скоростному пути ховеры, и она не могла ухватить ни одну.
