Загнанный в угол заяц может стать тигром. По крайней мере, теоретически
В кабинете было холодно. Настолько холодно, что Александр Геннадьевич решил набросить пиджак, снятый ещё утром. Надо же, а он не поверил своему заместителю по хозчасти, что в помещении банка может быть прохладно в такую жару. Но дорогие кондиционеры оправдывали вложенные в них сумасшедшие деньги и довольно неплохо справлялись с идущим с улицы потоком раскалённого воздуха, даже несмотря на то, что на улице температура приблизилась к сорока градусам, отчего плавился асфальт и не выдерживали системы охлаждения дешёвых авто. Даже в «Лексусе» самого Александра Геннадьевича было неуютно – слишком уж пронзительны острые лучи обезумевшего солнца. Эта аномальная жара стояла уже вторую неделю, отчего люди и техника начали сдавать, ведь Москва – не Египет, здесь такая температура неорганична.
Из-за жары и мысли Александра Геннадьевича текли, как расплавленный пластилин, – медленно и тягуче, никак не в силах обрести хоть какую-нибудь приемлемую форму. Впрочем, одна мыслишка всё-таки оформилась. Правда, со страшным скрипом – будто старый бульдозер вдруг неожиданно решил показать класс и теперь изо всех сил пытался стронуться с места вечного прикола у городской свалки, чтобы принять участие в скоростном ралли с участием всевозможных монстров современного автомобилестроения.
Мысль и была такая – медленная и неуклюжая, тяжёлая и скрипучая, но всё-таки неотвратимая: «Сегодня Золотов должен принести деньги, чтоб его…». В то, что деньги придут, сам Александр Геннадьевич не верил и даже заключил пари на сто долларов со своим начальником службы безопасности, всегда хмурым Лёшей Кондратьевым. Лёша же, памятуя последнюю, очень эмоциональную беседу с Золотовым, был уверен, что клиент готов и никуда не спрыгнет, а потому позволил себе поставить сто долларов против утверждения своего шефа, что деньги сейчас найти не так легко, не то, что до кризиса, и если бы Золотов мог, то давно бы нашёл, а потому ничего они не увидят, кроме затравленного лица своего должника.
Это надо же, как несколько лет кризиса всё изменили, даже не верится. Золотов, который во времена всеобщего обогащения был уверенным и наглым, как милицейский сержант с гастарбайтерами, и ногой открывал дверь в кабинет управляющего банком, сейчас имел вид жалкий и растерянный, совсем не приличествующий хозяину когда-то процветавшего бизнеса. Уже почти год, как он не мог гасить не то, что кредит, но и проценты по нему, а потому позавчера, в отличие от прежних долгих, терпеливых и вежливых разговоров за чашечкой кофе в душевной компании Александра Геннадьевича, Золотову довелось познакомиться с совсем иным форматом встречи. Это общение сильно напомнило бывшему фарцовщику «Саше – булочке» (так в смутные времена звали Александра Геннадьевича Шапиро его соратники по запрещённому валютному бизнесу) «беспредельные» разборки с отморозками из всяких бандитских бригад, проходившие чуть ли не каждый день в лихие девяностые. Сам бывший валютчик при позавчерашнем разговоре не присутствовал (не по чину для управляющего банком), только просматривал на мониторе – при помощи камеры, установленной в специальной комнате для жёстких переговоров. Саму «беседу» проводили друзья Кондратьева, полгода назад вышедшие на волю после долгой отсидки, а потому голодные и очень злые. Разумеется, в совсем недалёкие времена такой сценарий беседы невозможно было бы себе и представить, но… крутое время требовало и крутых решений. Сначала Золотов держался молодцом, даже пытался что-то возражать и доказывать, но после того, как его сначала сбили со стула сильным ударом по голове, потом долго пинали ногами, а в довершение ещё и слегка придушили, стал покладистым и смирным, как овечка, над которой уже занёс свой нож циничный повар. Злые переговорщики не преминули также напомнить должнику о двух его детях, нуждающихся в дополнительном присмотре, а потому, суммируя все средства воздействия, легко выбили из Золотова обещание принести половину денег через день, а остальную половину через неделю.
Теперь Шапиро сидел в своём кресле, мёрз и прикидывал, что будет делать с Золотовым дальше, ибо ни на минуту не допускал, что тот где-то найдёт деньги. Времена сейчас были не те, под строительный бизнес никто денег не даст – дураков нет. И помочь никто не поможет, и не заступится – сейчас все сами свои проблемы решают… Кому в наше время интересен банкрот? Теперь таких хоть пруд пруди, и большой жирный крест на них поставлен на всех сразу, оптом. Если уж олигархи разоряются и тонут, что уж говорить о простых, пусть некогда и удачливых, бизнесменах?
Впрочем, самого Августа (так звали Золотова по смешной прихоти его папы, который, вслед за дедом, был помешан на Древнем Риме) Александру было немного жаль. Как-никак, старый знакомый, можно сказать, друг, вместе росли, вместе иностранцев бомбили, вместе от бандитов отбивались, вместе развлекались с девчонками и ездили на природу, да много чего было вместе… Но потом пути разошлись, и Август пошёл в нелёгкий строительный бизнес, а Саша стал банкиром. Золотов часто брал кредиты у своего бывшего друга и всегда отдавал, и всё шло своим неторопливым и стабильным чередом, но надо ж было случиться маленькой неприятности – грянул кризис. И всё, понеслось…
Но если банкам активно помогать принялось государство, то остальным пострадавшим должен был помочь только Господь. Да вот, видимо, слишком много жаждущих такой помощи вдруг образовалось – всем Всевышний, наверное, помочь был не в силах. И накатилась на безмятежное постсоветское пространство крутая волна разорений и банкротств, цунами, можно сказать. Александр Геннадьевич, как мог, тянул с решением вопроса своего приятеля, пока, наконец, старшие товарищи не поинтересовались – а какого, собственно говоря, рожна? Имущество у должника есть? Бизнес ещё есть? Ну, хорошо, все замороженные стройки в залоге, это и понятно, ну, а дом, а квартира, а личные машины? Как, тоже в залоге? Ну, тогда, любезный друг Шапиро, либо забирай всё заложенное и продавай, либо вноси деньги за своего приятеля сам. Или, в конце концов, придумай способ убедить его найти ещё какой-нибудь выход, не видишь, что ли, какие сейчас времена? А то гляди, мы тебе второе обрезание сделаем, чтобы быстрее соображал. Необрезанный? Это не порядок – Богу нужно отдать принадлежащее ему… В общем, иди и думай.
