ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Тётка Полина сидела на грядке и рвала огурцы, надвинув шляпку с бантом на самый нос, чтобы не слепило солнце. Медленно разгибая онемевшую спину, тётка Полина поднялась да так и осталась стоять, разинув рот, потому что увидела чудо.
Путаясь в огуречной ботве и высоко поднимая тонкие зелёные ноги, на дорогу выбирался большой огурец, похожий на лошадку: зелёное туловище, такая же огуречная голова, огуречный хвостик-огрызочек… Лошадка никого не боялась. Она вскинула голову и залилась восторженным ржанием. Блеснули на солнце белые зубки-зёрнышки, и звонкое эхо отозвалось на чердаке дачи.
Тётка Полина, осторожно переступая через путаницу огуречных листьев и цветов, вышла на дорожку и на цыпочках стала красться за Огуречной Лошадкой. Та скакнула и исчезла в зарослях малины.
— Померещилось, солнышком голову напекло, — решила старушка и до самого порога всё кивала головой и разводила руками: что за привидение?
В доме послышались охи, вздохи и звон посуды. Вскоре она вынесла большой эмалированный таз, из которого поднимался нежный пар. Тётка Полина шла к своей любимой козе Алексашеньке.
Натянув струной длинную верёвку, коза ждала. Она чутко шевелила ноздрями, предвкушая обед.
— Ласточка ты моя, рыбонька, — улыбалась тётка Полина, приближаясь к козе. — Заждалась, бедная, голодненькая моя! Сейчас я, сейчас, деточка, вот гляди, чего принесла!
Тётка Полина подсунула козе таз, прилаживаясь доить, как вдруг Алексашенька взбрыкнула, закрутила башкой и заверещала:
— Отстань! Не дамся!
— Чегой-то ты? — испугалась тётка Полина. — Не дури, молоко нынче дорогое. Тому — литр, другому — литр… глядишь, тысчонка в кармане.
— Во-во! Карманы от денег трещат, а меня голодом моришь! Суёшь объедки какие-то. А мандаринку, или бананчик там, или ещё чего-нибудь, так это — фигушки… Жлобиха! Киви хочу, ки-ви-и-и-и! — завыла она. — Вон по телику показывают, какие сласти бывают! А что я вижу? Капусту, очистки да огрызки! Не дам молока! Надоело! Весь день на верёвке, как циркуль, кручусь! Вот удавлюсь, тогда будешь знать! Поплачешь!
— Что ты, что ты! И не вздумай! — Тётка Полина бросилась на шею Алексашеньке. — Ну дай молочка-то чуть-чуть, хоть маленькую баночку. А я тебе за это дам… — Она торопливо порылась в карманах. — Во! Нашла! Жвачку! На, попробуй — надувная! Пожуёшь, пожуёшь — надуешь! Пожуёшь, пожуёшь — надуешь!
Коза усмирилась: жмурясь от удовольствия, она жевала. Тётка Полина не теряла времени даром. В ведёрко звонко цикали молочные струйки.
— Это надо же, а? Фрукты, паршивка, не ест. Себе того не готовлю, что ей: то салатик, то компотик… В красивом новом тазу подаёшь ей, скотине рогатой! — ворчала она. — Нет, всё ей не так!
— От одной твоей шляпы молоко пропадает! — насмешливо вставила словечко Алексашенька, и надувшийся пузырь звонко щёлкнул. Жвачка пришлась ей по вкусу. — Завтра ещё такую жувачку принесёшь! Я жувачку люблю. А шляпу свою на пугало надень. Она из моды вышла. Бе-е-е… б-е-е… безвкусица-а-а!
— Ну это уж фигушки! Учи учёного, съешь яблочка мочёного, — решительно сказала тётка Полина. — Ты говори, да не заговаривайся! Опять молока на донышке. Что я соседу понесу? Скоро совсем доиться перестанешь! Держись у меня — я тебе рога-то обломаю!
Тётка Полина поднялась. Забрав полный таз и почти пустое ведёрко, она собралась уходить. Тут её будто громом поразило. Она остановилась разинув рот. На дороге появилась та самая лошадка, которую она видела в огороде.
Батюшки! Не померещилось!
Лошадка была не одна. На спине у неё сидела соседская девчонка Катя. Они ехали шагом и весело болтали. Им было так интересно и хорошо, что тётку Полину они даже не заметили и продолжали путь к лесу. А тётка Полина прибежала домой, перелила молоко в банку и, накрыв её чистой марлечкой, поспешила к соседу на его двухэтажную дачу.
Проходя мимо этой дачи, жители посёлка удивлялись: вот так дачка! Калитка железная, забор колючей проволокой обтянут, и каждая штакетина заканчивается гвоздём. Это чтобы кто-нибудь не вздумал через забор перелезть. Ровные грядки клубники тянулись от самого забора до гаража. Ни детям, ни собакам, ни всяким прочим кошкам сунуться сюда было невозможно. И даже птицам не разрешалось садиться на вишни и смородину. За порядком в саду следило пугало. А на крыше дома торчал лес антенн, электропугалок и ветровых хлопушек, чтобы гонять ласточек, синиц и воробьев. Маленькие и большие вертушки и флюгера так сильно трещали на ветру, что казалось, дача вот-вот поднимется над посёлком, как вертолёт.
Молочнице пришлось долго ждать у калитки, прежде чем хозяин услышал трели звонков и нажал на кнопку, открывающую все замки. А их было больше десятка и все разные. Наконец калитка отворилась. Подходя к дому, тётка Полина прислушалась: на чердаке разговаривали.
— Ну так и есть, приятель пожаловал. Повар, — узнав голоса, пробормотала тётка Полина. — Принесла его нелёгкая! Теперь трепаться будут, словечка не вставишь… Не то чтоб новость рассказать да разузнать самой, что слышно.
Приятели стояли у чердачного окна и наперебой хвалились друг перед дружкой.
— Всё сам своими руками сделал, — говорил хозяин дачи. — Всю жизнь возле самолётов провёл. Как муравей по соломинке свой дом строит, так и я — по винтику, по гвоздочку… Вон какие стены отгрохал! — И он довольно потёр свои здоровенные ручищи.
— И я, и я тоже! — перебивал его Повар. — По крупиночке, по крошечке натащил. Всё в дом, всё в дом. Вот и создал, обратите внимание. Во-о-о-н он, отсюда сверху очень хорошо видно. Игрушка! Всё есть: кладовки, сушилки, коптильня, банька, погреб, парник, холодильников — два! Один на веранде, другой на чердаке.
