Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Глава первая – разбор полётов
Солнце, пытливое солнце настойчиво пробивалось через узкие щели деревянных ставен, пронзая комнату яркими лучами дневного света. Фёдор перевернулся на бок, дабы растянуть неизбежную кончину сладкого, но обречённого сна. Почему самые приятные сны всегда обрываются, причём в самый ответственный момент? Руки потянулись в пространство, делая кистями гладящие и сжимающие движения, губы свернулись в трубочку, но… девушка стремительно исчезла вместе с пропавшим сновидением, не в первый раз раздосадовав юношу. Сколько это будет продолжаться, неужели у этого сна никогда не будет логического завершения? Послышалось чертыханье, сменившееся обиженной зевотой. Тело потянулось и обмякло.
Петухи, и что им неймётся? Каждое утро они дерут глотки, как будто им всадили что-то где-то сзади, и они, лишённые разума, пытаются заглушить боль этими… криками. Даже курицы, несущие яйца наводят меньше шума. Даже эти несчастные создания, обречённые изо дня в день пропускать яйца через задний проход. Как только не смеётся природа… нет, и правда, достаётся же бедным несушкам! Хм… петухи похожи на волков, удивительные создания. Волки воют на луну, но оно и понятно,– от жизни волчьей. А этим то чего не хватает? Живут в гареме, кормёжка обеспечена. Нет, умом их не понять.
Подобными вопросами Фёдор задавался весьма часто, тема петухов вообще мучила его с детства. С самых ранних лет он обречён слышать их каждое утро. Конечно, любой другой уже бы давно смирился с этой участью, но только не он. В голову пришла навязчивая идея открыть ставни и кинуть в это горланящее отродье что-нибудь тяжёлое. Но желание понежится в тёплой кровати (как раз это желание и спасет многострадальную куриную душонку), взяло верх над внезапным снисхождением благой мысли, и он закутался в одеяло, проявляя явное нежелание распрощаться с ним до обеда. Тем более, что никаких важных дел не предвиделось, а родителей явно не было дома, так как не слышалось характерного шума.
Отец Феди был знатным потомственным ведьмаком, заработавшим славу и уважение в неоднократных походах на нечисть. На его счету была ни одна кровавая баталия против нескончаемой армии зла, он защищал людей, помогал обездоленным… в общем в народе слыл героем. Он хотел видеть сына, похожим на себя, обучал его тайным знаниям, ратному делу, рассказывал секреты борьбы против зла. Федя слушал и кивал без особого энтузиазма. За последние триста лет папа и его предки перебили всю нечисть в округе, люди жили счастливо, порчу никто не наводил, овец не воровал, детей не обижал и девушек не охмурял. Словом, надежда о том, что когда-нибудь удастся увидеть хоть одного живого упыря, канула в лету. Федя с досадой вздохнул, и перевернулся на другой бок, накрывшись одеялом с головой, чтобы лучи солнца не ласкали закрытые веки.
Мать была простой крестьянкой, она всегда верила в светлое будущее любимого сына и постоянно напоминала ему о тех подвигах, которые ждут его уже завтра. Не то, чтобы он не хотел этого, нет, наоборот, он проявлял удивительную решимость и твёрдость намерений, вот только подвиги не спешили ему на встречу. «Оно и к лучшему»,– постоянно утешала заботливая мать,– «больше времени подготовиться, пожить мирской жизнью…». Не понимала матушка, что кровь юношеская кипит, щекочет мысли, и жизнь мирская в горле сидит. Федя ещё раз вздохнул всё с той же досадой, но испод одеяла не вылез. Уж больно хорошо оно,– поваляться вот так в пастели, набраться мыслей, да и петухов под одеялом меньше слышно. Конечно, кричать они уже перестали, но неприятное ощущение всё ещё оставалось. Неужели они больше никого не раздражают?
Стало слышно, как открываются ставни, некоторые женщины выходят на улицы и снимают с верёвок сухое бельё, попутно болтая о тонкостях дел житейских, и поздравляя друг друга с добрым утром. Ещё два часа – и город оживится: на улицу выбегут дети, играя друг с другом да со всякой живностью, которую найдут, вернутся мужики, ушедшие ещё по росе косить траву, снова раздастся звон кузницы, охотники пойдут в лес, юноши займутся скотом, запаской дров и прочими премудростями. Ах, да,– этот странный поп, недавно поселившийся на окраине, снова пойдёт в колокольню, зазвучит громкий бой колоколов. Фёдр сравнивал его с запоздалым петухом, потому как звон колоколов тоже нарушал его единение с теплом постели и плавным ходом мыслей. Федя не любил попа. Имя у него какое-то странное,– Изафон. Разве может человек с таким именем быть нормальным? Подозрительный тип,– всегда приветлив, вежлив, речи говорит проповедные, да вот только веры за словами не слышится…
Солнце становилось ярче, город – оживлённым и шумным, надежда о том, что возможно ещё удастся поймать тонкие нити сна, таяла как снег под полушубком,– также стремительно и ободряюще. Фёдор сдёрнул одеяло, лениво сел на кровати и начал настойчиво, но вяло искать свои тапки, вытирая пол босыми ногами. На мгновение процесс прекратился,– он протяжно зевнул и шмыгнул носом, после чего продолжил безуспешное дело. Наконец долгожданные тапки из плотной кожи были найдены, и ноги опустились в знакомое, но влажное пространство.
– Дусяя!,– раздался пронзающий крик взбешенного Фёдора,– Ты мне мстишь, Дуся, за прокисшую кашу, или за колокольчик в ухе, или за красный бантик на хвосте? Ох уж эта кошка, не первый раз облегчается в мою обувку… Дуся! Дуся, ну только попади мне под струю в тёмный час у забора! Сухого места не оставлю!
Носить сапоги в такую жаркую погоду он не любил и решил не обуваться вовсе. Благо коровьи лепёшки зря не расходовались и бережно соскребались с дорог, дабы потом быть закопанными в грядки. Юноша встал с кровати и открыл ставни, яркий свет ударил в комнату. Брёвна домов, покрытые лаком и смолой, искрились, отражая лучи солнца, обнажённое небо напоминало о ясной и безоблачной погоде, предсказанной его отцом. Поп уже ходил по заполненным улицам и читал свои проповеди, говоря о Боге едином и обо всех его премудростях. Фёдор с пониманием улыбался, и улыбка становилась ещё шире, оголяя все юношеские зубы, когда его взгляд встречался с внимающими людьми и их округлёнными, полными восторга глазами. Поп уже переманил в свою веру треть населения, но никто никого ни в чём не винил. Каждый вправе сам выбирать, во что верить. Вот только прихожане, ходившие в церковь, как-то странно менялись…
Глаза юного ведьмака прищурились, и на лице появилась зловещая улыбка. Одним прыжком он подскочил к кровати, схватил тапки двумя руками, слегка прицелился и швырнул их вдаль, как два острых ножа. Дуся почувствовала свой запах, некогда оставленный на известном месте, за несколько метров и сообразила в чём дело, отпрыгнув от колодца. Хвост Дуси мастерски подцепил один из нацеленных тапок и переправил его прямо в воду.
Фёдор упал на пол, присев на корточки, дабы никто не заметил виновника этого небольшого недоразумения и его необдуманного поступка, побуждаемого благой мыслью.
Так, на корточках, он подошёл к шкафу, резко встал, открыл дверь и пошёл на кухню.
На столе лежал гладкий прямоугольный кусок чёрного дерева, мелом на нём было написано следующее: Федосик, папа ушёл в соседнюю деревню лечить захворавшую корову, я на речке, стираю. Не забудь покушать, каша в печке, твоя любимая,– гороховая. Федя не любил гороховую кашу, но желудок неумолимо просил пищи, так как вчера ему было отказано в ужине, по причине его единственной составляющей,– гороховой каши.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69