Глава 1
Лиз Хартли открыла глаза и посмотрела в иллюминатор. Она задремала и не заметила, как самолет вылетел из Рима, а теперь вдалеке блестели воды Ла-Манша — свинцово-серая лента в бледном вечернем свете.
Внезапно пробудившись, она вспомнила о Терри, и ей стало уютно и тепло, как всегда, когда она думала о нем. Но тут нахлынули жестокие воспоминания, пронзившие острой болью, и на глаза навернулись слезы, отчего пейзаж внизу затуманился и помутнел. Все было кончено. Терри не захотел жениться на ней, и она возвращалась в Лондон, к Джону и Дороти, которые с радостью скажут: «Мы же тебя предупреждали!»
В проходе между креслами появилась стюардесса, и девушка, сидевшая рядом сонно спросила:
— Когда м-мы приземлимся?
Стюардесса в небесно-голубой шапочке склонилась над ней:
— В восемнадцать двадцать мы будем в Элмдоне.
— Спасибо.
Лиз бросила на соседку сочувственный взгляд. Когда ты устал или волнуешься, то начинаешь заикаться, и Лиз Хартли это было прекрасно известно. Девушка выглядела усталой и встревоженной. Ли как следует рассмотрела ее и подумала: «Она тоже несчастна, значит, я не одинока». Она отметила, что девушка красива. Не просто хорошенькая, а по-настоящему красивая, с туманными лиловыми глазами великолепной кожей и шелковыми темными волосами. Конечно, богатая, потому что ее серо-зеленый костюм был явно куплен в модном магазине, а колени небрежно прикрывала норковая пелерина. Красивая, богатая и несчастная.
«А я заурядная, несчастная и без гроша в кармане, — подумала Лиз, — но теперь это уже не важно». Впервые после разговора с: Терри в Кейптауне Лиз усмехнулась и стала наконец похожа на себя прежнюю.
Мужчина с седеющими волосами, расположившийся в противоположном ряду, взглянул на девушек и подумал: «Эта в зеленом костюме просто красавица, но я бы предпочел ту, другую, она более живая. Готов поспорить, с ней будет весело. Эта ее полуулыбка…» Ему понравились ее волнистые волосы и длинные стройные ноги. Он вздохнул и вернулся к своей «Файненшл Таймс:».
Должно быть, самолет попал в воздушную яму. Норковая пелерина соседки Лиз соскользнула вниз. Подхватив и вернув ее девушке, Лиз произнесла:
— Какая красивая!
— Да, большое спасибо!
Голос девушки звучал отстраненно, словно мысли ее витали где-то далеко. Очевидно, она не желала затевать разговор. Когда они приближались к Элмдону, отчаяние вновь охватило Лиз. Быстро темнело, и на английском побережье замигали огоньки. Чтобы не думать о произошедшем, Лиз попыталась составить список преимуществ и недостатков. С одной стороны, молодость, здоровье, приятная внешность, отличные навыки секретаря. С другой — нет работы, очень мало денег, нет семьи, кроме сводного брата Джона, который на пятнадцать лет старше ее. Джону не нравился Терри, и он не поддержал Лиз когда она бросила работу и уехала к любимому в Южную Африку.
Как ни прискорбно, но братишка прав, Терри оказался слабым, ненадежным, эгоистичным. Лиз поморщилась. Но ведь это правда? Именно такого Терри она должна помнить, а не того высокого мужчину с выгоревшими на солнце волосами, который легкой походкой вошел в офис и изменил ее мир. Это было всего пять месяцев назад.
Лиз вновь отчетливо представила эту картину: она поднимает голову от пишущей машинки, лучи зимнего солнца с трудом пробиваются сквозь запыленное окно. Он улыбнулся ей и сказал…
Стоп! Лиз рассердилась на себя: «Если хочешь, вспоминай коней, но не начало. Вспомни, как Терри вошел в твой номер в понедельник вечером с обратным билетом на самолет. Вспомни, какое у него было смущенное, виноватое лицо…
Избегая встречаться с ней взглядом, он сказал:
— Я договорился. Это одно из преимуществ работы в туристическом агентстве. Самолет, вылетающий завтра в шестнадцать часов отменен. Тебе придется сесть на другой в Риме и чартерным рейсом вернуться в Элмдон. Немного неудобно, но ничего лучше найти не удалось.
— Конечно.
Терри не терпелось отправить ее домой.
— Я отправил твоему брату телеграмму, написал, что ты будешь в Бирмингеме в с среду вечером.
Лиз взяла у него папку с билетами.
— Спасибо тебе. Когда прилечу домой обязательно вышлю тебе чек.
Лиз держалась из последних сил. Как будет ужасно и унизительно, если она устроит сцену.
— Не думай об этом, — с наигранной веселостью ответил Терри. — Я обо всем позабочусь. В кон концов…
— Нет, — перебила она.
Он посмотрел на нее и вспыхнул:
— Не говори так, Лиз. Я думал, что мы сможем это преодолеть как цивилизованные люди. Мне казалось, я все объяснил, мне действительно жаль.
— Ты объяснил! Ты послал мне телеграмму, что я оставалась дома, но она не дошла! А я бросила работу! Я думала, мы будем строить планы нашей свадьбы, но ты передумал и решил жениться на другой — на дочери своего директора.
Лиз трясло, но ей надо было еще кое-что сказать Она сжала губы.
— Терри, ты обязан сказать мне одну вещь. Ты правда любишь эту девушку? Больше, чем любил меня?
Они стояли в маленьком номере гостиницы, глядя друг другу в глаза. Сначала ей показалось что он не собирается отвечать. Терри вздохнул, а потом горько рассмеялся:
— Любовь! Женщины так часто говорят о любви, а мужчины им только подыгрывают. Но мы не маленькие глиняные идолы, Лиз. Мы должны быть практичными и думать о том, как возвыситься в этом мире. Нет ничего бесчестного в том, чтобы жениться на деньгах, это просто здравый смысл.
Все в Лиз противилось этим словам. Она уставилась на Терри, словно видела его впервые, и почувствовала как в ней что-то умирает.
— Любовь — это роскошь, мрачно продолжал он. — Как глазурь на пироге. Не верю, что нашелся бы мужчина, который упустил бы такой шанс. Если это поможет, Лиз, то я скажу, что по-прежнему люблю тебя. Я безумно тебя хочу. Но… — Он беспомощно развел руками. — Я собираюсь жениться на дочери Фрэнка Картера. Неужели ты не понимаешь? Ты ведь умная девушка…
Это было невероятно. Терри просил Лиз простить его, словно маленького мальчика. Он протянул к ней руки:
— Давай расстанемся друзьями.
Лиз медленно покачала головой:
— Ты ведь хочешь все сразу, п-правда? — Потом она резко повернулась к нему спиной. — Пожалуйста, уходи.
— Если ты так хочешь, Лиз.
Он ушел, и секунду спустя Лиз услышала, как хлопнула дверь. Она стояла не шевелясь, пока не затих шум лифта. Ей удалось сохранить невозмутимое выражение лица, она не кричала, не рыдала, не умоляла. Правда, это было слабым утешением.
Через несколько минут зазвонил телефон, и в трубке раздался голос портье:
