Пролог
Черный, жирный дым столбом поднимался в небо, а пепел жертвы, покружившись в стылом воздухе, оседал на тех, кто в своем самодовольстве верил, будто только что участвовал в спасении еще одной души. Время от времени по углям пробегали жадные язычки пламени, жаждущие продолжения. Не обнаружив ничего, кроме обуглившихся останков, огонь потрескивал и гас. Клубы дыма заслоняли солнце и покрывали саваном убогую деревушку.
Толпа начала расходиться. Многие крестились или делали знаки от сглаза и прочих злосчастий, которые могли еще висеть в дымном воздухе.
Приглушенные ругательства в адрес гнусной ведьмы мешались с ханжеской скороговоркой священника, который просил кого-то — возможно, Бога, но, судя по голосу, сам питал на этот счет некие сомнения — простить грехи несчастного замученного существа и ниспослать ему вечный покой.
В кишащем крысами проулке стояли двое. Одеты они были одинаково, в черные рясы с низко надвинутыми капюшонами. Один опирался на резной деревянный посох, отполированный до блеска и украшенный девятью странными символами. Этот человек явно был старшим, ибо он сутулился, а рука, сжимавшая посох, была морщинистой и шишковатой — хотя и крепкой.
Его спутник определенно был намного моложе; заметно было, что он высок и широкоплеч — хотя плечи его и поникли, словно под тяжестью горя. Он прижимал к лицу платок — якобы затем, чтобы защититься от сладковатого запаха горелой плоти, на самом же деле — для того, чтобы скрыть от старшего слезы.
Толпа не заметила их, ибо они желали остаться незамеченными. Они молча наблюдали за происходящим. Теперь же, когда ветер развеял пепел дорогого им человека, старик еле слышно вздохнул.
— И это все, на что ты способен?! — воскликнул его спутник, задыхаясь от горя. — Молчать и вздыхать? Лучше бы ты позволил мне... — Он стремительно начертил в воздухе какой-то замысловатый узор. — Позволил мне...
Старик успокаивающе коснулся его руки.
— Нет. Тогда все стало бы еще хуже, и только. Она была сильна. Она могла бы спастись, но предпочла сохранить нашу тайну, хоть они и истерзали ее тело. Неужели ты хочешь отнять у нее ее победу?
— Но почему они это сделали? Почему они так поступают с нами?! — жалобно вопросил молодой человек, пытаясь стереть со щек наглядные свидетельства своей скорби. — Мы же не делаем ничего плохого! Мы только пытались помочь...
Лицо старика посуровело, и когда он заговорил, голос его напоминал сухое потрескивание пламени.
— Они боятся того, чего не понимают. И стараются уничтожить то, чего боятся. Они всегда таковы. — Он снова вздохнул и покачал головой. — Но я бы сказал, что дела обстоят все хуже. Наступает новая эпоха, в которой не останется места для таких, как мы. Они будут выискивать нас по одному, выволакивать из домов и отдавать на поживу огню, зажженному завистью. Они будут охотиться за нашими созданиями и уничтожать их, убивать наших близких...
— И потому мы стоим здесь, вздыхаем и безропотно позволяем уничтожать себя! — с горечью прервал его речь молодой.
— Нет!
Старик сильнее сжал руку спутника.
— Нет! — повторил он, и в голосе его прозвучало нечто такое, от чего молодого человека пронзил трепет надежды, смешанный с дрожью страха. Он взглянул на старика.
— Нет, мы не бездействуем! Я много размышлял об этом, взвешивал возможную опасность, обдумывал варианты и теперь пришел к окончательному решению. Я вижу, что у нас не осталось иного выбора. Нам нужно уходить.
— Уходить? — изумленно переспросил молодой. — Но куда же нам идти? Безопасных мест не осталось. Наши братья говорят, что повсюду под этим солнцем творится то же самое...
В этот самый миг, словно привлеченное его словами, из-за серых туч показалось солнце. Но даже от обугленных останков исходило больше тепла, чем от этого съежившегося шара, льющего свой блеклый свет с зимнего неба.
Старик взглянул на солнце и мрачно усмехнулся.
— Повсюду под этим солнцем? Да, это верно.
— Но тогда...
— Есть и другие солнца, мальчик мой, — задумчиво произнес старик, глядя на небо и поглаживая вырезанные на посохе символы. — Другие солнца...
КНИГА ПЕРВАЯ
ПРОРОЧЕСТВО
После торжественной церемонии, на которой епископу королевства Тимхаллан была вручена митра, символизирующая его статус духовного главы, первое его официальное действие на высоком посту было произведено втайне, и не видел этого никто — даже тот, кого епископ именовал Правителем.
Действуя согласно указаниям, полученным от Дуук-тсарит, епископ удалился в свои покои и там привел в действие заклинание, отгородившее его от всего мира. Затем он впустил к себе одного-единственного человека — чародея, главу внушающего трепет ордена Дуук-тсарит; тот принес его святейшеству шкатулку из чистого золота, созданную алхимиками. На шкатулке лежало столько охранных и защитных заклинаний, что открыть ее, сохранив содержимое в целости и сохранности, мог только сам чародей. Оказалось, что это содержимое — старый лист пергамента, исписанный от руки. Чародей осторожно, благоговейно положил этот лист перед заинтригованным епископом.
Епископ взял документ в руки и принялся внимательно его изучать. На пергаменте, явно многовековом, виднелись пятна, напоминавшие следы слез, и хотя чувствовалось, что документ принадлежит перу опытного писца, почерк был до крайности неразборчив.
По мере того как епископ продвигался в своих попытках расшифровать это послание, озадаченность на его лице все явственнее сменялась потрясением и ужасом. Он то и дело отрывался от пергамента и смотрел на главу Дуук-тсарит, словно спрашивая у чародея, знает ли тот, о чем здесь написано и правда ли это. Глава ордена просто кивал; члены Дуук-тсарит вообще не отличались разговорчивостью. Удостоверившись, что епископ осознал содержание документа, чародей взмахнул рукой, и пергамент, выскользнув из рук епископа, вернулся в шкатулку. Затем Дуук-тсарит удалился, а епископ остался в одиночестве, пребывая в смятении, и слова документа словно огнем горели в его сознании.
«Простите меня те, кто где-то в грядущем читает это. Рука моя дрожит — да поможет мне Олмин! Не знаю, перестану ли я когда-нибудь дрожать. Нет, я знаю, что не перестану, но пока подробности трагедии не изгладились из моей памяти и слова еще звенят у меня в ушах, я должен все записать.
Знайте же, что в темные времена, последовавшие за Железными войнами, когда земля была охвачена хаосом и многие предрекали конец света, епископ королевства предпринял попытку заглянуть в будущее, дабы принести людям успокоение. Целый год он готовился к произнесению этого заклинания. Каждый день наш возлюбленный епископ молился Олмину. Он слушал музыку, рекомендованную целителями, которая помогает достичь гармонии между духовным и плотским. Он ел уместную пищу и воздерживался от крепких напитков. Он взирал лишь на цвета, успокаивающие разум, он вдыхал предписанные благовония. В течение месяца, предшествовавшего Пророчеству, он постился, пил только воду и очищал свое тело от всех нежелательных воздействий. Все это время он провел в маленькой келье, ни с кем не разговаривая.
