Пролог
— Марфушенька! Ну пожалуйста! — В голосе Сонечки Бироевой проскальзывали капризные и в то же время жалостливые нотки.
— Нет, Софья Николаевна, и не просите. Говорю вам еще раз: НЕТ! — решительно проговорила горничная. — И не умею я вовсе. Кто вам вообще сказал такую глупость?
— А вот и сказали!!! Я точно знаю: ты умеешь! — настаивала на своем Сонечка.
— А ежели батюшка ваш прознает? Он же выкинет меня прочь из дому. Куда я пойду — я здесь в прислугах с самого детства?! — возразила горничная.
— Не волнуйся, Марфуша, папенька ничего не узнает, — успокоила ее Соня и топнула ножкой, выгнув гневно бровь и показывая свое крайнее недовольство: — Я так хочу!
Марфуша молча отвернулась и продолжала вытирать пыль с комода.
— Ах, так! Ты на меня даже и смотреть не желаешь?! — возмутилась юная барышня. — Тогда я… я… я — тянула она, думая чем бы пригрозить несговорчивой горничной и заставить-таки воплотить свой план в жизнь, но, так ничего и не придумав, достала из потайного ящика секретера красивую расписную шкатулку и открыла ее.
В шкатулке лежало полным-полно различных украшений, которые ей дарили то на именины, а то и просто так. Но один подарок — подарок самого Сереженьки — приводил юную Сонечку в трепет: серебряный массивный мужской перстень с крупными терракотовыми гранатами. Девочка любила украдкой от домашних доставать его из своей потаенной сокровищницы и… предаваться мечтам.
И на этот раз Соня извлекла перстень из шкатулки и украдкой от Марфуши поцеловала его.
Сергей Васильевич Воронов, или попросту в доме Бироевых — Сереженька, приходился сестрам Сонечки и старшей Елизавете троюродным братом — кузеном. К нему они привыкли с самого детства. Сейчас он, уже став взрослым, поступил на службу в гусарский полк и имел чин корнета. Ему всегда была рада вся семья, особенно девочки. Сонечка так вообще краснела при встрече с юным корнетом, чем доставляла немало удовольствия ехидной Лизке, и та, не упустив возможности, отпускала в адрес младшей сестры колкие замечания.
Сергей и сам подозревал о чувствах своей кузины — вел себя достойно, ибо считал, что высмеивать подобные вещи не пристало настоящему мужчине, а гусару в особенности. Но Лиза не была ни гусаром, ни мужчиной и продолжала насмехаться над младшей сестрой.
Сергей тоже знал о насмешках Лизы и, чтобы как-то поддержать Сонечку, подарил ей свой перстень, хотя и очень дорожил им. Но чего не сделаешь ради юной барышни!
От такого поступка корнета Лиза присмирела и прикусила язык. Она сама имела виды на кузена. Соня же пришла в неописуемый восторг, прижала перстень к груди, пообещав, что он будет ее самой великой драгоценностью.
С тех пор минуло полгода, приближалось Рождество, и Сонечке уж очень хотелось узнать: с кем суждено ей будет связать свою судьбу? Дай Бог, чтобы с Сережей, думала она.
* * *
Между тем Соня вертела в руках перстень, нарочито демонстративно надела его на большой правый пальчик, однако перстень все равно сваливался. Когда на его камешки попали отблески свечи, гранаты засверкали и приобрели какой-то мистический оттенок.
Любопытная Марфуша еле сдерживалась, делая вид, что увлеченно продолжает бороться с ненавистной пылью. Наконец она не выдержала и обернулась.
— Чего это у вас, Софья Николаевна? Никак новая безделица появилась?
— Тоже скажешь: БЕЗДЕЛИЦА! — возмутилась юная барышня. — Это подарок самого Сергея Воронова. Он мне перстень подарил прошедшим летом. Так-то вот! Просто взял и подарил!
— Просто — не бывает! — возразила умудренная опытом Марфуша. — Он старше вас, почитай, на четыре года, ему уж семнадцать минуло.
— Ну и что! — недоумевала Соня. — Мужчины рано не женятся. Это нас в шестнадцать лет замуж выдают…
— Не выдадут, вам едва тринадцать исполнилось. Не беспокойтесь. Батюшка ваш, Николай Дмитриевич, уж больно строг и считает, что замуж раньше восемнадцати выходить не след.
Соня и сама прекрасно знала о строгих взглядах своего папеньки, статского советника, он недаром имел важный чин. Но все равно Сонечка не унималась. Она отчаянно пыталась привлечь Марфушу и уговорить ее погадать.
— Ну, Марфуша-а-а… — снова протянула она. — Неужели моя судьба тебе безразлична?
— Вовсе нет, Софья Николаевна! Но… но…
Соня поняла: настал переломный момент, Марфушка готова сдаться. Необходимо только найти нужное слово и… она непременно согласится.
— Я заметила, что сестрица моя, Лизка, постоянно пребывает в мечтах. Уж не по Сергею ли Васильевичу? — Она лукаво улыбнулась и искоса посмотрела на горничную.
Та охнула от неожиданности.
— Да что вы, право! У нее на уме совсем другой кавалер! — разуверила она барышню.
— Да, а я не уверена… Ну, Марфуша-а-а, — снова заныла Соня. — Помоги мне, одна я не справлюсь.
— Ох! Софья Николаевна, подведете вы меня под монастырь!
Горничная всплеснула руками, понимая, что барышня не отстанет.
— Ага! — ликующе воскликнула юная негодница. — Значит, согласна!
— Если, барин прознают…
— Не волнуйся, — заверила Соня, — я все возьму на себя.
— Ну ладно… раз так… то, пожалуй, можно… — сдалась Марфуша.
Соня подпрыгнула, отчего ее прелестные пшеничные локоны всколыхнулись, и захлопала в ладошки.
— Ох, Софья Николаевна, рано вы радуетесь. Дурная примета — гадать…
— Прекрати, Марфуша, страх-то нагонять! Перед Рождеством во всех деревнях гадают на суженого — и ничего! Нечистый дух еще никого не сцапал и в зеркало не уволок!
— Ладно, приду к вам сегодня в спальню — ровно в двенадцать надо поставить зеркала…
* * *
Когда в доме все заснули, без четверти двенадцать Соня и Марфуша, словно две заговорщицы, тайком уединились в спальне юной барышни, поставили два небольших зеркала друг напротив друга и рядом чашку с чистой водой.
Марфуша, как заправская гадалка, взяла свечу из белого воска, зажгла ее и начала выписывать ею замысловатые круги перед зеркалами, затем она поднесла свечу к чаше с водой, куда закапал растопленный воск, образуя на поверхности воды замысловатые фигурки.
Соню трясло от волнения и нетерпения.
— Суженый, ряженый, — нашептывала Марфуша, — приди к невесте своей, покажись! Велю тебе именем Мокоши note 1 — покажись!
