Сентябрь на исходе. После жары, продержавшейся в том году необычайно долго, в Нью-Йорке наконец дышалось свободно. Кристина Эгинтон свернула на Тридцать седьмую улицу и невольно замедлила шаг. Ноздри защекотал тонкий аромат петуний, резеды и тот неповторимый запах, напомнивший, что наступила последняя неделя сентября. Кристина тихо прошептала три этих слова как заклинание, и в памяти воскресло детство, поместье «Сладкая вода», сумеречная роща, где бил знаменитый на всю округу родник. До шестнадцати лет она жила в штате Мичиган. Конец сентября всегда вызывал в ней приток энергии, северная природа волновала душу пронзительно, до сладкой боли, словно перед разлукой. Хорошо было выбежать ранним утром, пока все в доме спали, окинуть взглядом забронзовевшие листья берез, тронутые багрянцем ветки черемух, усыпанные пурпурными листьями кусты барбариса. Она любила осень в самом ее начале, когда зеленая палитра лета вдруг за одну ночь сменялась осенней палитрой с обилием ярких красок. Хотелось вобрать в себя все это богатство разом и задохнуться от восторга!..
Милый родительский дом, родные до боли места… Как они теперь далеки от нее! Кристина задумчиво брела вдоль палисадников невысоких домов. Все это вместе с детством осталось в прошлом. Ее детство кончилось внезапно, сразу после гибели родителей в авиакатастрофе. Кристина не была готова к переменам; происходящее тогда воспринималось ее сознанием отстраненно, словно и не касалось ее. Горе было так велико, что слез не было, она просто закаменела. Старшая сестра Анита, ставшая к тому времени миссис Лоуренс Хилл, вскоре продала поместье и дом вместе со старинной мебелью из палисандрового дерева, как говорил их дядя Мэлком Эгинтон, за гроши. В шестнадцать лёт мало что понимаешь в таких делах. Только через два года, когда дядя Мэлком стал оплачивать ее дальнейшее обучение, Кристина поняла, что сестра оставила ее почти без средств. Анита всегда отличалась жизненным прагматизмом, чего нельзя было сказать о Кристине.
— Ты неисправимая романтическая дура! — категорически обрывала сестра ее душевные излияния. — Все, что ты рассказываешь, плод твоей фантазии. Опять летаешь, Кристи! — Анита громко смеялась над сестрой, поднимала раскрытые ладони над ушами и махала пальцами, наглядно показывая, какой смысл она вкладывает в слово «летаешь».
Кристину до слез расстраивали резкость и душевная глухота сестры, тем не менее она продолжала ее обожать. К счастью, тогда была еще жива мама, и девочка убегала к ней за утешением. В их матери было столько нежности, что любые огорчения таяли без следа в ее объятиях.
Застигнутая внезапно и не вовремя детскими воспоминаниями, Кристина вздохнула, посмотрела на часы и снова заторопилась. В половине шестого ее ждал в своей конторе поверенный Мэлкома Эгинтона мистер Рэндол. В прошлом году из ее жизни ушел человек, заменивший ей родителей. Несколько месяцев провела Кристина рядом с умирающим от неизлечимой болезни дядей. С тех пор она чувствовала себя постаревшей и бесконечно одинокой. На днях ей исполнился двадцать один год, и теперь она вступала в права наследства, завещанного ей бездетным дядей. Когда он перед смертью сообщил ей об этом, Кристина еще не представляла, какое богатство свалится на нее. Тогда она впервые горько и долго плакала, сердцу необходимо было выплакать накопившуюся боль, чтобы не разорваться. Ей казалось, тогда она до дна исчерпала колодец слез, но после похорон дяди Мэлкома стала часто просыпаться в слезах.
Изменение материального положения открывало перед ней небывалые возможности, и она растерялась. Впервые она столкнулась с необходимостью самостоятельно выбрать свой дальнейший путь. Не сразу до нее дошло, что теперь ей совсем не обязательно поступать на работу в газету, где недавно ей предложили место фотокорреспондента в отделе хроники. Зато теперь она могла фотографировать сколько душе угодно то, что ей нравится, и предлагать свои снимки престижным журналам. Она любила фотографировать и считала это дело своим призванием. Когда в университете устраивали фотовыставку, ее работы были отмечены как высокохудожественные. Особо был отмечен портрет Мэлколма Эгинтона в старости. Слезы затуманили глаза Кристины при воспоминании о дяде. Высокий, загорелый, светловолосый, он источал энергию, силу и прямо-таки лучился оптимизмом. Даже не верилось, что в нем уже тогда таилась коварная болезнь, которая за месяц превратила его в дряхлого старика. Господи, за что?! — продолжала мысленно восклицать Кристина.
Она смахнула слезы и почти бегом двинулась к двухэтажному зданию, в котором находилась контора мистера Рэндола. Пробегая мимо витрины кондитерской, Кристина мельком оглядела свое отражение. Одевалась она со вкусом, предпочитая классический стиль, и сегодня хорошо скроенный приталенный короткий жакет и плиссированная юбка до колен выгодно подчеркивали ее худощавую спортивную фигуру, а модные итальянские туфли на высоком каблуке — длинные стройные ноги. Пышные светлые волосы были забраны в низкий пучок, что придавало ей более взрослый и деловой вид.
— Богатство не только благополучная и беззаботная жизнь, но и большая ответственность. Как вы собираетесь распорядиться деньгами вашего дяди? — доброжелательно спросил мистер Рэндол, испытующе поглядывая на девушку поверх очков.
От волнения глаза Кристины потемнели. На старого поверенного серьезно смотрели два широко расставленных глаза ослепительно зеленого цвета.
— Я еще не успела все продумать, — призналась девушка. — Мне хотелось бы всерьез заняться фотографией. Я посещала все занятия по фотомастерству, и, надеюсь, мне даже удастся зарабатывать на жизнь своими снимками. Правда, после смерти дяди я не успела прийти в себя… — Голос ее задрожал, на глаза навернулись слезы. — Как вспомню дядю Мэлкома, так сразу хочется плакать, — доверчиво сказала Кристина, пытаясь улыбнуться. — Может, мне поехать отдохнуть? — Она вопросительно посмотрела на мистера Рэндола.
— Разумеется, разумеется, — торопливо согласился с ней Рэндол, кивая своей большой седой головой. Он не переносил женских слез. Он сразу заметил синеву под глазами девушки, запавшие бледные щеки. — Я знаю, сколько вам уже пришлось пережить в вашем юном возрасте. Куда же вы намерены поехать?
Кристина задумалась, опустив глаза. С детских лет она мечтала побывать в Италии.
— Хотелось бы собственными глазами увидеть Милан, Флоренцию, Венецию, Рим… — мечтательно перечисляла Кристина. — И, конечно, фотографировать.
— Ну что ж. Дело хорошее. Теперь, когда вы стали моим клиентом, я возьму на себя заботу о ваших материальных делах. Отдыхайте, путешествуйте, фотографируйте, развлекайтесь. Через месяц вернетесь? — В глазах мистера Рэндола таилась лукавая усмешка.
— Конечно, через месяц я вернусь, обязательно вернусь! — засмеялась Кристина.
1
Риккардо Мольтени сидел рядом с больничной кроватью неподвижно, словно изваяние, вот уже несколько часов. Пережив подряд череду сильных потрясений, он еще не мог разобраться в своих чувствах. Узнать о бегстве любимой жены и следом об аварии с самолетом, на котором она пыталась улететь вместе с любовником, — такой груз не каждому вынести под силу. Но как она могла?! И почему? Ведь они любили друг друга, у него не было в этом никаких сомнений! Целый год они делили с ней и радости и горе… Риккардо всматривался в застывшие черты своей молодой жены. До нее у него были женщины, но ни одна не имела над ним такой власти, как эта. Возможно, Джизелла, жена брата, и мать были правы, когда осудили его скоропалительный брак с иностранкой. Он вспомнил первую встречу с ней в ресторане небольшого отеля, где остановился, чтобы несколько дней отдохнуть после деловых переговоров в Триесте. Венеция была просто создана для отдыха, здесь всегда царила праздничная атмосфера, не говоря уж о знаменитых карнавалах. На второй день Риккардо обратил внимание, что за соседним с ним столиком сидит в одиночестве хрупкая на вид блондинка с необычным лицом. Влечение к этой девушке охватило его мгновенно, с первой же минуты знакомства. Он сразу понял, что никогда не сможет забыть ее зеленые глаза и блестящее золото тяжелых волос. Потом они плавали в гондоле и говорили, говорили. Словно торопились рассказать друг другу всю свою предыдущую жизнь в преддверии той, новой, которая, несомненно, тогда начиналась у них. Он вспомнил открытый доверчивый взгляд больших зеленых глаз и застонал. Словно эхо послышался стон с больничной койки. От волнения Риккардо вскочил со стула.
