ПРОЛОГ КАК ПОГИБАЛ ГЕНЕРАЛ (1878)
Генерал лежал на спине, раскинув руки, и смотрел на звезды.
Камешек впился ему в крестец. Падая, он ударился головой и подвернул лодыжку, но именно камень причинял ему сильнейшую боль. Другие ощущения исчезли, но чертов камень давил беспрестанно. Генерал был не в силах пошевелиться. Его волю и тело разъединило оглушительным грохотом.
На мгновение темное облако надвинулось на звезды и скрыло их свет, но вскоре они опять засияли, так же холодно, как прежде. Он смотрел в ночное небо над горами — оно горело и кружилось, шипело и плясало, сотрясалось и падало.
Генерал терял рассудок.
Вокруг него не было ни сосенки. Он лежал в голой расщелине на высокой каменистой равнине. До этого они отступали — Генерал и двадцать два самых верных его солдата. Позади оставались войска Линии, впереди зияла пропасть, но враг настиг их именно здесь.
Найди Генерал в себе силы повернуть голову, он увидел бы вершину горы — мрачную, раздвоенную, подобную руке, сложенной в жесте благословения. Он должен был добраться туда, и добрался бы, если б не это... это злополучное вмешательство. «Лучше умереть, глядя на гору, чем на эти бестолковые звезды», — думал он.
Все кончилось без единого выстрела, без всяких предупреждений. Смертоносный снаряд линейных со свистом обрушился с ночного неба прямо под под ноги лейтенанту Дирфилду. Бедняга Дирфилд, совсем еще мальчик, побледнел, глаза его расширились. Он обернулся к Генералу, чтобы сказать ему что-то напоследок, и тут раздался грохот, безумный, жуткий грохот. Большие глаза лейтенанта наполнились кровью и страхом. Он повалился в одну сторону, Генерал — в другую, и теперь оба лежали там, где упали.
Снаряд затих, быстро израсходовав запас топлива, но ужасный грохот все еще раздавался эхом в голове Генерала. Грохот расколол его разум на две, на четыре, затем на множество разрозненных частей. Эхо снова и снова перемалывало разум в порошок. Было больно и страшно.
Генерал был человеком выдающимся. Разве не он создал из ничего Республику Красной Долины? Он защитил ее от всех врагов и невзгод. Без него слова философов и политиков оставались бы пустыми тирадами — это он ковал мир, придавая ему заданную ими форму. Грохот беспорядочными раскатами метался в его голове, но Генерал крепко вцепился в свою гордость; это могло замедлить, хотя уж точно не остановить процесс распада его сознания.
Двадцать лет Республика процветала, и то был прекраснейший период в Истории Запада, ведь страну организовали согласно лучшим теориям политического устройства. Изгнав беспрестанно враждовавших линейных и Стволов, они создали островок мира и благодати. И все это оказалось разрушено шпионами и шантажистами Стволов, раздавлено колесами Линии еще десять лет назад — и никогда больше не восстановится. Впрочем, времени хватило для того, чтобы целое поколение юношей и девушек получило достойное воспитание, и Генералу хотелось сейчас передать им какие-нибудь благородные, вдохновляющие прощальные слова. Однако воспаленный рассудок рождал лишь обрывки старых сказок, брань, сальности и бессмыслицу. Генерал подумал, что плачет, хотя не был в этом уверен.
Он смутно понимал, что рядом, среди мертвых тел, ходят линейные, даже видел краем глаза этих приземистых солдатиков в черно-серой форме, бесцеремонно шагавших по трупам героев. Иногда они останавливались, чтобы тупым засапожным ножом перерезать хрипящее горло. И, точно деловитые доктора, переходили от одного пациента к другому. Солдаты Генерала лежали беззащитные, как младенцы. Незавидный конец. Совсем незавидный.
Заметят линейные, что Генерал еще дышит? Возможно. В любом случае, он уже никак не может им помешать.
Еще одна часть его разума рассыпалась в пыль, и Генерал на мгновение совершенно забыл, кто он такой, и тут же попытался вспомнить. Был ли он командиром? Он оказался в этих проклятых, холодных и мерзких горах по зову какого-то последнего великого долга, вот только забыл какого именно, а вместо этого почему-то вспомнил сказку, которую когда-то, давным-давно, в зеленом городке Глен-Лили графства Ульвер ему рассказывала няня. Сказку о принце, который покинул красный замок своего отца и, не взяв с собой ничего, кроме меча и... совы, отправился на поиски принцессы... нет, чтобы передать принцессе послание... а принцесса, закованная в цепи, томилась пленницей в башне... прекрасная, с белоснежной кожей, черными волосами до пояса и совершенно нагая...
Через него перешагнул линейный — черные сапоги на мгновение заслонили звездное небо. Черное галифе перепачкано серой пылью. Линейный что-то прокричал — Генерал не разобрал что именно — и пошел дальше, не глянув вниз.
Генерал снова вцепился в рассеивающиеся крохи своего разума и вспомнил, что уже не впервые лежит вот так, ночью под звездами, среди трупов, истекая кровью и умирая. Та, самая первая ночь закалила его характер. Когда он был юным солдатом, в битве при А... сражении при... на поле, поросшем утесником и вереском, у каменного моста, противнику удалось ранить его в плечо. Войско отступило, бросив его на верную смерть, и он всю ночь пролежал среди трупов, не в состоянии подняться. Сил тогда хватило только на то, чтобы крепко прижать шинель к плечу, молиться, чтобы кровь перестала сочиться из раны, и смотреть на холодные звезды. Он был еще очень молод. В ту, самую первую ночь он научился всей душой стремиться к благой цели, сверять путь по далекой звезде. Он научился быть героем и не бояться смерти. Так он рассказывал многим поколениям желторотых новобранцев.
В последние годы новобранцы уже не были такими желторотыми, да и после всех ужасов долины Блэккэп, после того сокрушительного поражения, их осталось совсем немного. Тогда Линия разогнала их по холмам, лесам и подворотням, словно бандитов. Армии Республики, от былого величия которой осталась лишь горстка, яростные, отчаянные ошметки, приходилось тайком собираться, маскироваться, устраивать схроны, организовывать полуночные взрывы, общаться с помощью знаков и кодовых слов. Он помнил! Да, он помнил шифровки, но забыл, для чего они. За повседневной домашней перепиской скрывались вопросы чрезвычайной важности. «Дети растут большими и сильными» означало «оружие к передаче готово» — он с трудом припоминал все эти коды и символы...
Он вспомнил, что послания они зашифровывали, среди прочего, в детских сказках, в письмах любимым чадам, которые остались дома в безопасности. Вспомнил, как писал: «Однажды птичий царь оглядел с вершины горы свое царство и опечалился». Слова эти содержали какую-то тайну, возможно, хорошую новость, но, скорее всего, плохую. Какую именно — он забыл, но все новости вот уже десять лет подряд были плохими.
Он попробовал вспомнить имена своих солдат, многие из которых — возможно, все — лежат сейчас с ним рядом на горном склоне и так же, как он, теряют рассудок. Ни одного имени в памяти не всплыло. Вместо этого привиделись лица трех президентов, которым он подчинялся: бородача Беллоу, что когда-то служил мэром Моргана и составил текст Хартии, маленького жилистого смышленого Ирделла, первым подписавшего Хартию в Красной долине, и глуповатого крепыша Киллбука, который теперь казался первым вестником стремительного упадка Республики.
