Костёр в океане
Второго мая мы с папой гуляли во дворе. Смотрю – в траве какие-то жёлтые пятнышки.
– Папа, что это за жёлтые пятнышки?
– Одуванчики, наверно.
И точно – одуванчики, первые цветы! Я так обрадовалась, что даже поцеловала один одуванчик.
Через наш двор протекает река, а в этой реке стоял корабль с чёрными парусами. Мы забрались в него и развели костёр. Сидим, картошку в золе печём, хлеб на прутиках жарим. Вдруг входят двое: у одного правого глаза нет, у другого – левого, и оба трубки курят. Сразу видно – пираты.
– Здесь нельзя костры разводить, – говорят. – Это пороховой погреб.
А там на стене знак был: курительная трубка, перечёркнутая крест-накрест.
Папа им отвечает:
– Что курить нельзя, мы видим, а про костёр нигде ничего не написано.
Пираты махнули рукой:
– Курить можно. Все эти надписи и знаки – ерунда. «Не курить», «Не сорить», «Не прислоняться»… – И вытряхнули пепел из трубок в бочку с порохом.
Получился взрывчик.
Летим мы с папой в небо. Жареный хлеб едим, печёную картошку в ладонях перекатываем, чтобы остыла. Навстречу парашютисты опускаются.
– У вас нет случайно лишних парашютов? – Папа спрашивает.
– Есть, но только один.
– Спасибо, нам и одного хватит – мы не тяжёлые.
Летим. Внизу – Тихий океан, а в океане – другой корабль с чёрными парусами. Опустились на палубу – и сразу в пороховой погреб. Костёр разожгли. Сидим, отдыхаем, яблоки на прутиках жарим. Входят двое: у одного правой ноги нет, у другого – левой. Опять пираты. И тоже курят.
Папа их вытолкал, чтобы взрыва не устроили. Съели мы яблоки, костёр затушили и на палубу вышли, а там – ни души, штурвал сам по себе вертится. Удрали пираты на спасательных шлюпках, испугались, что пороховой погреб от костра взорвётся. Папа встал к штурвалу. Вдруг прямо по курсу всплывает огромная подводная лодка. Папа уважительно сказал:
– Атомная, на ядерном топливе!
На рубку подводной лодки поднялся капитан в чёрной фуражке и скомандовал:
– По «Истребителю подлодок»… пли!
И выпустили в нас торпеду.
Папа удивился:
– Какой истребитель?
Посмотрел на нос корабля, а там надпись: «Истребитель подлодок» и штук десять чёрненьких значков, силуэтов подводных лодок – столько эти пираты подводных лодок потопили.
А торпеда всё ближе и ближе.
Папа говорит:
– Сейчас взлетим. Ты не забыла парашют в пороховом погребе?
– Забыла.
– Тогда прыгаем за борт.
Прыгнули. И прямиком уселись на торпеду. Подводники промахнулись, и она прошла рядом с кораблём. И мы помчались на торпеде вперёд.
Все корабли, даже океанские лайнеры, нам дорогу уступали. Я видела дельфинов, медуз…
Москва – порт пяти морей: Каспийского, Азовского, Чёрного, Балтийского и Белого. Они соединяются между собой реками и каналами. Вот по этим рекам и каналам мы и промчались. И въехали на берег в нашем дворе – топливо в торпеде кончилось. Я хотела собрать букет одуванчиков, но они уже закрылись.
Мама встретила нас вопросом:
– Без приключений вы погулять не можете, да?
Папа пожал плечами:
– Какие приключения?! Костёр жгли, картошку пекли…
– И верхом на торпеде катались, – продолжила мама. – Вас по телевизору по всем программам в новостях показывали. Я уши заткнула, когда вы там горланили на весь мир. Неужели так трудно запомнить мотив?! – И мама запела нежным голосом:
– А я иду, шагаю по Москве,
И я пройти ещё смогу
Солёный Тихий океан
И тундру, и тайгу…
– Теперь в тундру собираетесь, да, и в тайгу?
Папа успокоил её:
– Нет, мы спать собираемся. Правда, Маша?
Я кивнула – глаза у меня слипались.
Мамонт
Однажды на даче я спросила у папы:
– Папа, а правда, что ты жил ещё тогда, когда Санкт-Петербург назывался не Санкт-Петербургом, а по-другому?
– Да, – ответил папа. – Тогда он назывался Ленинградом.
– Это было очень давно?
– Да, в древности.
– А мамонты тогда ещё водились?
– Мамонты? – Папа сделал серьёзное лицо. – Водились, конечно. И мамонты, и папонты. В непроходимых зарослях папоротника и маморотника.
Я посмотрела на него внимательно:
– Ты шутишь?
– Шучу, конечно. – Папа улыбнулся. – Никаких мамонтов уже и в помине не было. Они вымерли тысячи лет тому назад.
Мне стало жалко мамонтов, и я спросила:
– Все-все?
Папа вздохнул:
– Увы, как это ни печально… Не грусти, пойдём лучше погуляем.
Мы пошли на берег и встретили мамонта.
Он стоял по колено в воде и пил. Огромный, волосатый, похожий на стог сена. Спереди у него торчали два длинных, загнутых кверху бивня, а сзади болтался смешной хвостик – ну точь-в-точь как соломенная метёлка, которой подметают полы. Он пил и пил – и скоро воды в Москве-реке стало так мало, что все камыши оказались на суше. И среди камышей в нескольких шагах от берега спал водяной.
