Один
Весть о смерти Андерса Экмана принесла аэрограмма — тонкий ярко-голубой листок, сложенный конвертом и заклеенный по краям. Чья изощренная фантазия додумалась до такой экономии почтовой бумаги? Эта вестница несчастья, настолько невесомая, что лишь штемпель удерживал ее на белом свете, неторопливо, по дешевому тарифу, проделала далекий путь из Бразилии до штата Миннесота. С аэрограммой в руке мистер Фокс появился в дверях лаборатории. Марина улыбнулась, и свет улыбки поколебал его решимость.
Он раскрыл рот, потом закрыл. Потом еще раз попытался что-то сообщить, но безуспешно.
— Что? — спросила она.
— Густой снег повалил.
Вот и все, что он смог сказать.
— Я слышала по радио, что ожидается снегопад.
Окно лаборатории, где работала Марина, смотрело в холл, и до полудня, до времени ленча, она никогда не видела, что творится на улице. С минуту она ждала, когда мистер Фокс сообщит ей о цели своего неожиданного появления. Ведь он шел под снегом от своего кабинета мимо десятка корпусов явно не ради того, чтобы сообщить ей о непогоде. Однако он так и стоял в дверях, не в силах ни войти внутрь помещения, ни удалиться.
— Что с тобой? Что-то случилось?
— Умер Экман, — наконец выдавил он из себя, и его голос дрогнул.
Потом без дальнейших объяснений протянул ей письмо, показывая, как мало ему известно о таком ужасном факте. Лаборатории и офисы фармацевтической компании «Фогель» размещались в тридцати с лишним корпусах кампуса. В некоторых лабораториях работали одновременно до двадцати научных сотрудников и лаборантов. В специальных помещениях хранились клетки с мышами и обезьянами. Лаборатория Марины, где она проработала вместе с доктором Экманом почти семь лет, была совсем крошечная. Не сходя с порога, мистер Фокс протянул ей письмо, и она медленно села возле сепаратора на серый пластиковый стул. В этот самый момент ей внезапно стало понятно, почему человеку предлагают присесть, прежде чем сообщить ему печальное известие. Внутри у нее что-то оборвалось, стало пусто. Нет, это не походило на обморок. Просто ей показалось, что ее щиколотки, колени и бедра вот-вот сложатся сами собой, как складной метр. Перед ее мысленным взором предстал Андерс Экман — в белом лабораторном халате, увеличивавшем его и без того высокий рост, с густыми светлыми волосами, в которых поблескивали ниточки седины. Андерс всегда приносил ей чашку кофе, когда наливал его себе. Андерс давал ей все материалы, которые она просила, а когда просматривал полученные ею результаты по протеинам, присаживался на краешек ее стола. Андерс — отец троих ребятишек; ему не было и пятидесяти. Ее взгляд машинально отметил даты — на письме 15 марта, на почтовом штемпеле — 18-е, а ведь уже 1 апреля.
Андерса нет в живых уже две недели.
Его коллеги уже свыклись с тем, что будут редко слышать о нем, ведь с его отъезда прошло много времени. Марина поймала себя на мысли, что порой не вспоминала о нем целый день. Здесь, в Миннесоте, никто не представлял себе в полной мере, насколько отрезана от всего мира маленькая деревня на притоке Амазонки, где доктор Свенсон проводила свои исследования. («Завтра это письмо возьмет мальчишка, который поплывет вниз по реке в выдолбленном бревне, — писал ей Андерс. — У меня не поворачивается язык именовать этот артефакт каноэ. Вероятность того, что мое письмо когда-нибудь доберется до тебя, невозможно просчитать — статистика тут никогда не велась».) Но все-таки Бразилия — цивилизованная страна. Несомненно, что и в тех местах некоторые люди пользуются Интернетом через спутники. Неужели доктор Свенсон не позаботилась о том, чтобы наладить связь хотя бы через них?
— Почему доктор Свенсон не позвонила тебе? Странно… Ведь спутниковая связь возможна в любой точке Земли.
— Доктор Свенсон утверждает, что в тех местах нет вообще никакой связи. Может, она просто не хочет пользоваться телефоном.
В этой тихой комнате они стояли почти рядом, но она едва слышала его голос.
— Но в такой крайней ситуации… — Марина осеклась.
Мистер Фокс и сам ничего не знает.
— Где же теперь… он? — Она не смогла выговорить слова «его труп». Андерс не мог стать трупом. В кампусе «Фогель» полно докторов — они работают с утра до вечера, пьют кофе в своих офисах. В их шкафах, в ящиках столов полно всевозможных медицинских препаратов. Они — фармацевты; и если у них чего-то нет, они тотчас находят способ это изготовить. Конечно, если бы они знали, где он, то смогли бы как-то ему помочь, что-нибудь придумать! Как только она подумала об этом — мечта о чуде вытеснила из ее сознания все научные воззрения. Впрочем, если человек мертв, то тут уже ничего не поделаешь.
И все-таки Марине Сингх даже не надо было закрывать глаза, чтобы увидеть, как Андерс Экман сидит в кафетерии кампуса и ест сандвич с яйцом и салатом — он делал это каждый день с большим аппетитом.
— Ты разве не читал сообщения врачей о вреде холестерина, который содержится в яйцах? — спрашивала она.
— Я и сам пишу такие сообщения, — с невинным видом отвечал Андерс, водя пальцем по краю тарелки.
…Мистер Фокс снял очки и промокнул уголки глаз аккуратно сложенным носовым платком.
— Прочти письмо, — сказал он.
Она не стала читать письмо вслух.
«Джим Фокс!
Дожди тут фантастически бурные, хотя и льют исключительно в положенный сезон. Уж который год я не устаю поражаться обилию осадков. Но на нашу работу они не влияют, разве что замедляют ее выполнение. Замедление — еще не катастрофа. Мы неуклонно продвигаемся к цели и рассчитываем на превосходные результаты.
Но в данный момент дела отодвинулись на второй план. Я пишу, чтобы сообщить печальное известие о докторе Экмане; он умер от лихорадки два дня назад. Учитывая наше местонахождение, этот дождь, беспросветную бюрократию властей (как местных, так и наших), а также срочный характер нашего проекта, мы решили похоронить его здесь с соблюдением всех требований христианского обряда. Надо сказать, что дело это было нелегкое. Что касается задач, которые выполнял доктор Экман, то я заверяю вас, что мы делаем большие шаги. Немногочисленные личные вещи коллеги я сохраню, чтобы впоследствии вручить его супруге. А пока сообщите ей эту печальную весть вместе с моим искренним соболезнованием. Несмотря на досадные помехи, мы стойко держимся.
Энник Свенсон».
Марина оторвала взгляд от письма.
Потом перечитала его еще раз и по-прежнему не знала, что и сказать.
— Что она имела в виду? Что смерть Андерса для нее — всего лишь досадная помеха?
Она держала письмо осторожно, за краешки, словно улику, с которой еще предстояло разбираться следствию. Бумага местами явно подмокала; по отдельным вздутиям можно было заключить, что письмо не раз попадало под дождь. Доктор Свенсон прекрасно знала о такой возможности и написала свое послание не чернилами, а карандашом с твердым черным грифелем. Зато адрес на обороте — «Идэн Прери, Миннесота, Карен Экман» — был написан затейливым шрифтом «колониал». Это наводило на мысль, что из Бразилии возвращался супруг исследовательницы, который тщетно пытался ее образумить…
