Созерцая собак
(Роман)1
Я совершенно разбит — опасаюсь, что, несмотря на лечение, события, произошедшие со мной несколько недель назад, могут повториться.
Вы говорили, что мне, вероятно, будет легче записывать свои мысли, чем высказывать их вслух; к тому же, может статься, нам больше не приведется поговорить. (Прислать ли вам мои записи? Повлияет ли это на ход событий?)
Я спрашивал вас, написать ли мне историю всей моей жизни или изобразить лишь происшествия последнего времени, вы же просили записывать все, что приходит мне в голову, — как мои нынешние размышления, так и воспоминания о прошедших днях.
С чего же начать?
У меня по-прежнему не укладывается в голове, что все это было на самом деле. Но, я вынужден верить, так как многим пришлось стать свидетелями этих печальных событий, хотя вам известно, что они совершенно стерлись в моей памяти; помню только, что подошел к окну глотнуть свежего воздуха, поскольку было очень душно, затем позвонили в дверь, и я пошел открывать, а открыв, узнал, что произошло.
Вынужден верить, что, по словам очевидцев, я стоял в оконном проеме и в течение получаса попеременно дико кричал и пел, пытался с настойчивой одержимостью привлечь внимание, подражая различным животным. Пишу об этом, дабы вы поняли: я не настолько безумен, чтобы подвергнуть сомнению свидетельства столь многих людей. Разумеется, это ни в коей мере не преуменьшает масштабы происшедшего.
Я хотел бы переехать туда, где меня никто не знает. «Рагнар? Ах это тот, что так дико вопил?»
Вы говорите, что лечение непременно положит конец таким «спонтанным рецидивам», но я в этом не уверен. Я не чувствую себя счастливее и спокойнее.
Не хочу стать таким, как мой брат, который никогда не выходит на улицу. Всегда жил с уверенностью, что никогда не стану таким, как Торгни, ведь я человек, способный бороться.
2
Я очень люблю собак, и вы сказали, что, возможно, мне надо купить щенка.
Я и сам не раз об этом подумывал. Ведь у нас с Эллой была дворняжка, но эту собаку выбрал не я, она осталась с Эллой, вот и прекрасно, мы никогда особенно не любили друг друга. К несчастью, этот пес был довольно уродлив, да и умом не отличался.
Мне бы хотелось иметь австралийского келпи. Я видел их несколько раз и отметил, что глаза у собак этой породы такие смышленые и добродушные, будто эти псы обладают «душой человека» и могут читать мысли. Правда, не знаю, смогу ли я заботиться о собаке в таком состоянии, в каком пребываю сейчас.
В детстве, когда мы жили в Гетеборге, у меня был пес, лабрадор. Его звали Неро, как и полагается, ведь шкура у него была черного цвета. Я обожал этого пса, но, к сожалению, он умер, и другого мы заводить не стали.
3
А ведь это неплохая идея — вести дневник, теперь мне есть чем заняться, у меня появилось задание.
Как вам известно, раньше я не страдал от безделья, с тех пор как семь лет назад до времени оставил свое учительское поприще и вышел на пенсию. Да вы и сами знаете. Я четко представлял себе, что буду делать в свободное время, во всяком случае, пока был один.
Разумеется, в том, что ко мне переехала Элла, ничего хорошего не было. Но мне хотелось попробовать, вдруг я смогу измениться. Думаю, перед каждым человеком рано или поздно встают вопросы: что он может в себе изменить, что он готов принять.
Наверное, мне уже поздно меняться, сорок пять лет — это не шутка.
По правде говоря, до того, как в моей жизни появилась Элла, все было прекрасно; я читал, в качестве развлечения сам себе давал различные задания: придумывал тексты и оформлял их — например, я писал диплом и рисовал генеалогическое древо, я учился, бегал, плавал, гулял и прошел курс рисования с натуры. Иногда я делал миниатюрные копии полотен великих мастеров. У меня был небольшой круг общения, куда входили мой коллега Ф. и несколько кураторов, дававших мне задания, в остальном я довольствовался собственным обществом.
Многие люди не в силах понять, как можно получать удовольствие от одиночества. Они считают, что в нем есть нечто постыдное и мучительное. Но я убежден, что некоторые люди просто созданы для одинокого существования. К примеру, моя жизнь протекала таким образом (возможно, это могло бы продолжаться и дальше), что одиночество мне было необходимо, как воздух; я обожал его, купался в нем, словно в источнике, вода которого давала силы и утешение. Думаю, одинокая жизнь накладывает свой отпечаток на видение мира, на угол зрения.
Подчас одиночка видит мир особенно острым и чистым взглядом, словно бы сам стоит по ту сторону смерти и времени. Это взгляд постороннего, взгляд путешественника; иногда мне кажется, будто он придает существованию такую необыкновенную красоту, что повод для радости, которым довольствуются обычные люди, не в состоянии с этим сравниться.
Вы знаете, как на протяжении всей своей взрослой жизни я «боготворил искусство», оно питало мой ум: прекрасная живопись Ренессанса, а также его музыкальная сокровищница — Палестрина, Деспретц и другие. А среди более современных композиторов конечно же Беньямин Бриттен. Да и многое другое в музыке и искусстве наполняло меня чувством прекрасного. Взять хотя бы литературу, прежде всего «Божественную комедию» Данте. Чтение этой книги в оригинале, особенно вслух, всегда каким-то почти непостижимым образом возвышало меня.
Наверное, мне не следует задерживаться на этой теме; насколько я понимаю, моя учеба и культурные интересы вряд ли представляют собой нечто уникальное, несмотря на то что счастье, которое они доставляют, многим непонятно.
Я же определенно не смог бы жить без искусства, музыки и литературы. Их красота «притягивает меня своим величием» и служит, как мне кажется, тем прибежищем, каким служит Бог для людей, обращающихся к Нему в тяжелые минуты.
Такого решения я не принял бы никогда, даже в самые суровые дни. Я всегда имел в себе мужество остаться один на один со Вселенной.
Возможно, вы хотели, чтобы я написал совсем не об этом. Вы читаете эти строки с нетерпением. Вы хотите знать, что произошло, как и большинство людей, которые презирают мысль и интересуются действием.
Могу предположить, что вас не удивило и не шокировало известие о том, как я кричал, стоя в оконном проеме. Ведь вы зарабатываете себе на жизнь тем, что занимаетесь такими вот случаями. Вам, наверное, известны истории и похуже: люди, считающие себя Наполеонами, валяющиеся в экскрементах и говорящие на языке, который лишь запутывает и скрывает правду.
Я же, напротив, намереваюсь выражаться просто и ясно; я хочу «быть понятым». Все-таки я тринадцать лет проработал учителем-словесником, учил итальянскому и английскому; всегда стремился пробудить у учеников интерес, хоть это получалось довольно редко.
