КНИГА 1. РЕФОРМЫ (КОНТРРЕФОРМЫ) - ДЕИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ ИЛИ БОЛЬШОЙ ХАОС
Введение
Политика развращает слабый ум, делает из него жалкую марионетку тех групповых интересов, носителями которых он является. Иногда внешне кажется, такой деятель действует самостоятельно, особенно, когда находился ранее в оппозиции к власти и боролся с ней, сформировав у групп людей определенное мнение о самостоятельности и таким образом приобретая значительный общественный авторитет. Многое в деятельности таких политиков зависит от предшествовавшего опыта, общих знаний, интеллекта, культуры, среды, в которой воспитывался и делал карьеру.
Иногда отсутствие глубоких знаний и культуры компенсируется большим практическим опытом работы в бюрократической системе, где такие люди приобретают навыки выживания: хитрость, коварство, умение интриговать и стравливать людей, наслаждаясь их борьбой на уничтожение. Многие из бывших партийных чиновников высокого ранга, руководившие областями, краями, республиками Российской Федерации, были выдвинуты «наверх» с начала 80-х годов Системой не в силу их способностей, а исключительно с позиций их лояльности Системе и преданности аппарату ЦК КПСС и его вождям. В то время как личности они были серенькими, ничтожными бюрократами, неспособными адаптировать Систему к новым реальностям завершающегося XX столетия.
Таким был и Борис Ельцин, возглавивший Свердловскую область и «приглашенный» Михаилом Горбачевым на пост руководителя отдела ЦК КПСС в 1986 году. В тот период Горбачев устроил «большую чистку» под лозунгом «омоложения», изгоняя из руководства тех людей, которые имели свое мнение — и уже этим представлялись Горбачеву и его «свите» опасными. Вскоре Ельцин был направлен на руководство Московским городским комитетом КПСС — то есть стал полновластным хозяином Москвы, этого важнейшего стратегического звена в Системе партийной власти в СССР. Москва организационно тогда была разделена почти на 30 районов, во главе каждого формально были районные Советы со своими исполнительными органами, а на деле всем руководили районные комитеты КПСС, возглавляемые первыми секретарями, также «властелинами» на «своих территориях».
Начал Ельцин с того, что самовластно изгонял одних партсекретарей и начальников районных Советов, назначал на их место других (их заместителей или кого-то еще), менял директоров заводов, устраивал шумные заседания, на которых сурово критиковал и жестоко наказывал за «недостатки», в том числе за «снабжение населения товарами и продовольствием». Дело дошло до того, что ряд руководителей покончили жизни самоубийством, другие слегли в больницу с инфарктами. Но, странное дело, ситуация в Москве становилась все хуже и хуже — планы не выполнялись по всем направлениям. И если москвичи, уставшие от долголетнего правления прежних чиновников, вначале встретили Ельцина с энтузиазмом, то вскоре разочаровались в нем, и уже к 1998 году относились с привычным недоверием — уже тогда начались бесконечные очереди за продовольствием, детской одеждой, ширпотребом.
Недовольство Ельциным, не справлявшимся с ситуацией в Москве, возрастало и в Кремле. Его все чаще критиковали за провалы в плановых показателях, за кадровый произвол, недостатки в области снабжения москвичей.
Обладая огромным опытом работы в партийной бюрократии и обостренным чутьем, Ельцин почувствовал серьезную опасность и ... подал в отставку с поста первого секретаря Московского горкома КПСС. Это не было традицией Системы, и люди стали обсуждать этот необычный поступок партбосса. И при этом он обвинил Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева в том, что он сам «тормозит перестройку», недостаточно последовательно «переводит партию на ленинские принципы коллективного руководства», «не опирается на низовые партячейки» и т.д.
Горбачев собрал пленум ЦК КПСС, на котором рассматривалась просьба Ельцина об отставке. Многие требовали исключения Ельцина из рядов КПСС, особенно настаивал на этом член политбюро и секретарь ЦК Лигачев, который, кстати, был главным инициатором возвышения Ельцина и перевода его из Свердловска в Москву. «Ты не прав, Борисі» — сказал Лигачев. Очевидцы и участники этого пленума мне рассказывали, что Ельцин представлял жалкое зрелище — видеть огромного мужика на трибуне, и со слезами на глазах умоляющего: «Не исключайте меня из КПСС, у меня ничего нет, кроме родной партии!» — было попросту, по их признанию, невыносимо. Ельцина в КПСС оставили, отставку приняли. Горбачев сказал в конце заседания: «Я тебя в политику не пущу!», но смилостивился и дал Ельцину хорошую должность — первый заместитель председателя Комитета по делам строительства Совета министров СССР — в ранге союзного министра.
И вот этот классический партийный чиновник «средней руки», волей судьбы, случая, сплетения различных обстоятельств, развалил СССР и на его обломках возглавил в качестве президента Российскую Федерацию. Жажда власти, причем власти абсолютной, в нем была велика. Он смертельно боялся ее потерять. Взращенный на партийном деспотизме, этот человек органически не понимал, почему «кто-то» (Парламент, Конституционный суд), может ущемлять его право быть «верховным правителем», царем, самодержцем. Закон? «Закон — это Я» — вот его кредо.
При этом абсолютно никаких нравственных убеждений у него не было. Это хорошо проиллюстрировал в своем последнем интервью по TV бывший премьер Виктор Черномырдин. В частности, он сказал следующее: «Как-то я спросил Ельцина, если бы он стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, пошел бы он на слом партии и демонтаж СССР?» — «Никогда!» — твердо ответил якобы Ельцин.