Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Вместо предисловия
Два десятилетия я не трогал этих кассет. За это время некоторые погибли, их содержание не восстановить. Разговоры отделились от поводов, которые я забыл, после похорон Михаила Яковлевича Гефтера в феврале 1995 года надолго уйдя в другую жизнь. (Связанная с Фондом эффективной политики, она известна читателю лучше моих остальных.)
Перед читателем книга, представляющая собой около трети другой, неоконченной еще книги разговоров с Гефтером. Эту я выпускаю из суеверных соображений. Работая уже полгода, я отобрал часть бесед для предварительной публикации. Получившийся препринт – ключ к пониманию текстов М. Я., его стиля и места в истории мысли. Здесь содержится его видение сценографии русской истории и государственности на мировой сцене. Вполне состоявшееся, как я думаю, несмотря на фрагментарность бесед.
Большинство расшифровок пришлись на 1993 год, и магия юбилея подсказала критерий отбора. К новой власти в тот год Гефтер относился все скептичнее. Став членом Президентского совета, к концу года он уже сомневался в легитимности Российской Федерации как таковой. В книге я стараюсь придерживаться хронотопа Москвы 1993 года, что не всегда возможно, так как многие из кассет не датированы.
В центре сомнений Гефтера 1993 года – родовая травматология человечества в его русском изводе. Сначала я думал назвать эту книгу «Бедный убийца». Гефтер снова и снова возвращается к загадочной точке, где рождается человек как преступник, Homo sapiens – чудом выжившее существо и хитроумный убийца. В 1993 году Сталин с Ельциным, поначалу разнесенные, для Гефтера начинают срастаться. При обдумывании этой злободневной пары возникает призрак некоего Третьего – Наследника (фрагмент 014). Гефтер колеблется между родовым чувством опасности и надеждой на парадоксальный, хотя и страшный выход из тупика.
Он приходит к необычным для него, принципиального антифашиста, мыслям о «человекопоказанности убийств» для Homo historicus (фрагмент 075). Гефтер видит, что человек склонен создавать социальные системы, в которых не может существовать. Предстоит выбирать. Либо возвращение из истории к вновь признанной и обновленной повседневности. Либо риск гибели, на этот раз окончательной, не обязательно военной.
Сквозная линия ведет от праубийцы к убийце-Ленину через убийцу-Сталина к убийце-Ельцину и неизвестному будущему «суверенному убийце». Но Гефтер не обвиняет никого. Он не свидетель обвинения – он защитник человечества, высшей идеи его времени. Смертельно опасной идеи ХХ века – апологет вопреки ее катастрофе (фрагмент 035).
Еще одна ось книги – тайна советской действительности как единственной состоявшейся русской (фрагмент 071). Будет ли другая? В медитациях Гефтера на тему «советского Рима» сомнения ощутимы, но и надежда не утрачивается вполне. Россия – уникальное приключение Homo sapiens на переходе в мировую историю. Но переход закончен, да и сама история завершена. А покинутая идеей человечества Россия остается опасным местом для русской жизни. Не ожидая от убийц октября 1993 года ничего доброго, Гефтер обдумывает шансы будущего ненасильственного сопротивления. В проект последнего он хотел вписать свой колоссальный опыт изучения Ленина и русских революций, однако проект остался не завершен.
Гефтеровский способ мыслить историю как политику безотказно срабатывал в моей политической практике. Но, разбирая кассеты, я получил немало щелчков по самолюбию, осознав, сколько из моих идей сообщены мне учителем. И оставались втуне, пока случай не выведет их на свет. Так было и с концептом социальной правой, буквально разжеванным мне М. Я. в 1993 году (фрагмент 016). С середины 90-х он станет одной из моих базовых гипотез, пока из «доверчивой массы» Гефтера не сложится платформа путинского большинства.
Но сам Гефтер не несет за это ответственности. И я теперь вижу, насколько сам был всего лишь несовершенным приложением к его идеям. Я избегаю входить в их обсуждение, чему место в совсем другой книге. В этой я присутствую только живым поводом к разговору Михаила Яковлевича Гефтера в тот окровавленный 1993-й, предпоследний полный год его жизни.
Разговаривая с Гефтером, мы ничем не ограничивали тематики. Сюжеты разговоров случайны, расходясь и вновь встречаясь, исподволь обновляют повестку. Чтобы помочь читателю проследить за нитью разговора, фрагменты начинаются с абстракта содержащихся тем.
Глеб Павловский
Новый 1993 год
Homo sapiens. Бедный убийца
001
Пастернак о Маяковском. Советское – это утраченное. Великая возможность не могла попасть «в нужные руки». Эпоху и человека надо мерить высотой нерешаемых задач.
Михаил Гефтер: Перечитал вчера «Охранную грамоту» Пастернака1. И знаешь, вдруг удивление: а для чего он написал в 1930 году «Охранную грамоту»? И почему охранная? Название не находит прямой опоры в тексте.
Гляди, какие разные люди подвели к революции. Для них она не только акт возмездия или спасительное сведение счета со старым миром. Это вновь открытые неведомые и великие возможности. И для них вызов в том, как распоряжаются возможностями те, кто может великое погубить. Кто даже и не понял, какие возможности революция всем открывает.
Как быть человеку, который твердо знает, как велики возможности, и так же твердо не хочет отдать их на произвол невежд? Вот высота нерешаемой проблемы. Эпохи надо сопоставлять по высоте нерешаемых проблем.
Пастернак, как всякий писатель, штукарь. Но о Маяковском у него лучшее, что о Маяковском вообще написано. Комната, кто-то плачет, мертвый лежит в другой комнате. Он говорит: я посмотрел в окно. В Москве были непонятные апрельские заморозки, и в день его гибели вдруг бурный перелом погоды: зима отступила, и пришла весна.
Пастернак говорит: я смотрел в окно, и казалось, что я вижу его как длинную тихую улицу, вроде Поварской. (В этом месте у читателя возникает впечатление некоего пункта безумия…) И там, в конце этой улицы, стоит наше государство, великое и неслыханное. Великое в своей неслыханности. И ждет. Кого? Его! Потому что среди всего гражданства, понуждаемого волей или неволей, он единственный был простой гражданин этой гражданственности.
Ну что скажешь, врет нам Пастернак, что ли? Я потрясен этим местом. Подумал: как мне выразить ту жизнь как простое утраченное? Великую возможность, попавшую не в те руки, притом что в иные руки она и не могла попасть!
Вот трагедия нерешаемых проблем, и человека меряют высотой нерешаемого для него.
002
Ельцин, загнав себя в ловушку Гайдара, стал опасным человеком. Шахрай на смену Бурбулиса. Ельцин нефункционален. Ему нужны экстремальные ситуации, Гайдар это угадал.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
