ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Дело будет так, — начал я. — Вы будете счастливы, но однажды, путешествуя под водой, наткнетесь на лысого мужчину, сидящего среди водорослей. Вы подумаете, что это водяной царь, но он заговорит с вами по-русски. Вам покажется, что вы поняли, о чем он говорит, но через некоторое время вы, к своему великому ужасу, поймете, что ошиблись.
Рекс Стаут
Хорошо тому, кто умеет всю долгую многоборскую зиму проспать в берлоге, в дупле, в норе под корнями. Неплохо ему! Никакой заботушки о дровах, о припасах, о возможных гостях, а главное — не коснется его зимняя скука, когда со двора выйти невозможно по причине метели, и приходится сидеть в душной натопленной избе с дурной головой и выслушивать в сотый раз надоевшие байки от домочадцев или нечаянных пришлых людей. Издалека-то ведь не придут, новостей не доставят!
Зато весной засоне придется туговато: пробудится голодным и злым, а лягушкам, змеям да ящеркам еще и оттаивать предстоит — дело довольно болезненное. Тут человек по сравнению с десной тварью и нежитью в выигрыше окажется.
Лучше всех, конечно, устроились подводные жители. Душновато им подо льдом, понятное дело, зато пребываешь в полусонном виде, когда никто никого почти не ест.
…Для водяного Мутилы всякая весна начиналась одинаково. Когда лед у берегов становился все тоньше, а озеро Гремучий Вир прибывало от многочисленных ручьев, ему снился один и тот же сон: будто бы на берегу стоит на коленях древний старик и зовет хриплым, рыдающим голосом:
— Ихтиандр! Ихтиандр! Сын мой!
Кто такой Ихтиандр, Мутило знать не знал, но крики эти спросонья полагал относящимися к себе. Он вскакивал с лежанки, отбрасывал одеяло, сшитое из драгоценного, по причине редкости, рыбьего меха, выскакивал из подводного своего жилища и устремлялся вверх, к солнцу и небу. При этом он изо всех сил врезался в недотаявший лед, и, если бы не тугие рожки, непременно расколотил бы себе голову. Грязно человскаясь (это ведь только люди чертыхаются, а черти, наоборот, человекаются), он осматривал окрестности своих владений, никакого старика не находил, обиженно взвизгивал и нырял к себе на дно, где со злости пинками пробуждал своих немногочисленных слуг — русалку да утопленника.
Но на этот раз водяной черт решил схитрить: пусть проклятый мнимый старик хоть заорется про своего Ихтиандра — Мутило и пальцем не пошевелит, покуда зеркало озера не освободится ото льда.
— Ихтиандр! Ихтиандр! Где ты там, в печенку, в жабры, в рыбий пузырь тебя!
Дороги просохли, а ты все дрыхнешь! Гостя встречай! — доносилось сверху.
Голос был вовсе не старческий. Мутило вздохнул, выскользнул из-под одеяла, прошлепал плоскими широкими ступнями по холодным половицам, отворил дверь и осторожно вышел.
Озеро действительно очистилось — так, редкие льдинки упорствовали еще, но на них можно было не обращать внимания. Мутило крякнул, присел, оттолкнулся от придонного плотно слежавшегося ила и помчался вверх, яростно помогая себе руками, ногами и даже хвостом.
Да, немного плавало льдин, но водяному и одной хватило, поскольку опять он ударился рогами в кусок замерзшей воды, расколол его и зажмурился от яркого света.
А когда разожмурился, то увидел, что снова нет на берегу никакого старика.
Вместо старика на прогнивших мостках стоял здоровенный детина в алом княжеском плаще и орал:
— Ты бы еще до Купального дня провалялся! Лесной хозяин уже весь в трудах, а у тебя скоро и раки последние расползутся!
От удара в Мутилиной голове окончательно прояснело.
— Жихарь! — воскликнул он. — Княже многоборский! Чего так рано нынче-то? То ли в кости не с кем сыграть?
Водяной быстро достиг мостков и вскарабкался на них.
Князь Жихарь подхватил его, как малое дитя, своими ручищами и поставил себе пред светлые очи.
— Душа горит, — сказал он. — Мочи нет!
— Да, без души-то нашему брату спокойнее, — согласился Мутило.
Князь не побрезговал с ним облобызаться, распахнул полу плаща и показал водяному здоровенную бутыль. Мутило присвистнул.
— Надо же, как тебя допекло, — сказал он. — С какой радости?
— Невместно князю с подданными горькую пить, — вздохнул Жихарь. — Да и от княгини подальше, а то опять начнет… Веришь ли, всю-то зимушку — ни чарки, ни ковша, ни капельки. Среди ночи, бывало, проснешься — а она заговор нашептывает: «Звезды вы ясные, сойдите в чашу брачную, а в моей чаше вода из заторного студенца. Месяц ты красный, сойди в мою клеть, а в моей клети ни дна, ни покрышки. Солнышко ты привольное, взойди на мой двор, а на моем дворе ни людей, ни зверей. Звезды, уймите супруга моего от вина; месяц, отврати милого от вина; солнышко, усмири ясного от вина. Слово мое крепко!» Видишь, наизусть вызубрил!
— Невыносимо, — сказал Мутило. — Ну, где пировать будем — у меня или прямо тут?
— Боюсь, не полинял бы плащ, — сказал Жихарь. — Пойдем в развалюху, я уж там все приготовил…
И они прошли в дряхлую рыбачью избушку, давным-давно стоящую без двери и с выломанными ставнями. В избе Жихарь успел кое-как подмести и расчистить столешницу. На ней стояли две чарки — серебряная и деревянная, для водяного — поскольку нежить серебра не любит пуще железа. Такая забота умилила Мутилу.
— А где же свита твоя? — спросил он, мостясь на лавку.
— Там, в логу оставил, — сказал Жихарь, доставая из мешка домашние постряпушки. — Сказал им так: мол, опять к печальным этим берегам меня влечет неведомая сила. Тому нечего стыдиться, кому дома не сидится!
С этими словами князь вытащил зубами пробку и разлил зелено вино по чаркам.
— Со свиданьицем! — провозгласили оба враз и выпили. Крупное личико у князя сразу сделалось красное, как всегда бывает у давно не угощавшихся людей, а у водяника наоборот — пуще позеленело.
Воротившиеся из разных теплых краев птицы наперебой рассказывали друг дружке, где были да что видели. Солнце припекало по-летнему. А комарам и мухам было еще рано жить.
— Три года не виделись, — сказал Мутило. — С самой свадьбы твоей…
Да уж, богатырь постарался созвать на свадьбу всех, кто помогал ему в странствиях. Демон Костяные Уши чуть крылья до самых плеч не изработал, пока разносил приглашения. Сам же Мутило прибыл в Столенград весьма торжественно, в расписной телеге, позаимствованной ради такого случая у Речного царя, сидел при этом в новенькой дубовой кадушке, а русалка его стояла на хвосте, размахивала вожжами и громко свистела. В этой же кадушке водяного и восвояси увозили, чуть тепленького…
Сразу же, не откладывая, выпили по второй, заели пирогами.
