но болью и противоречиями.
Глава первая
С Ридом вопросов нет, – сказала Рут. – Мой муж навеки отдал сердце сцене из «Сверкающих седел», где ковбои на спор портят воздух у костра.
Я расхохоталась. Вытянувшись бок о бок поперек моей кровати, мы с Рут горевали по поводу удручающего дефицита, если не сказать кончины, Великих Душещипательных Сцен в современном американском кинематографе, но невольно отвлеклись на попытки предугадать выбор наших мужей.
– А Скотти предпочтет… – Барабаня пальцами по ребрам, я задумалась. – Пожалуй, ту знаменитую речь из «Генриха V», на день святого Криспина. «О нас, о горсточке счастливцев, братьев…»[1]
– Помню, помню! Сладкоголосый Ларри Оливье[2]соловьем разливается, ухватившись за свои причиндалы. – Рут закатила глаза. Она сейчас походила на енота – коричневые пятнышки вокруг глаз да беспорядочные штрихи там, где рука ее дочери, державшая карандаш, сбивалась с курса.
Мое собственное четырехлетнее чадо по имени Бетти прошлепало ко мне: в одной пухлой ручке – кукольные шпильки и заколки, в другой – кукольная расческа с тоненькими, мягкими и кроткими, как весенняя травка, зубьями, которыми Бетти немедленно принялась водить по моим волосам.
– Или, скажем, сцена в больнице, – продолжала Рут, – из «Песни Брайана»[3]. Клянусь, это мировая оплеуха для всех мужиков! – Она понизила голос, но вместо сексуальной хрипотцы у нее получился лишь нелепый горловой клекот. – Лю-ублю я Брайана Пикколо!
– Кошмар ты ходячий, а не женщина, – засмеялась я. – Так, ладно. На чем мы остановились? Моя очередь: «Крамер против Крамера»[4].
– Очень тепло, но не шедевр, не шедевр. Одной убойной сцены явно не хватает.
– А в суде?
Слоун вцепилась матери в волосы.
– У тебя на голове колтун, мам!
– Ой-ой! – Рут моргнула.
Мы лежали на широком супружеском ложе, впрочем, не достаточно широком, чтобы ноги не свисали с края. Скотти упорно ратовал за обмен нашей шикарной кровати на матрац в полспальни, но я держала оборону, взяв в союзники Рут. («Черт знает что, – соглашалась она. – Вульгарно до безобразия. Все равно что затащить в спальню батут».) Мы лежали на кровати кверху животами, свесив головы, чтобы Бетти и Слоун, затеявшие игру в салон красоты, могли расчесывать нам волосы, заплетать их и вообще всячески издеваться над нами. Это была наша общая любимая игра, к которой мы с Рут с удовольствием прибегали в дождливые дни. Смекалистые девчонки, несмотря на свой юный возраст, давно усвоили полную бессмысленность складывания пазлов или строительства городишек из деревянных кирпичиков: и кусочки мозаики, и кирпичики конструктора рано или поздно приходится сваливать в кучу и раскладывать по коробкам. Уж не знаю, куда смылись мальчишки; вполне возможно, устроили где-нибудь собственное пукательное состязание, на манер тех самых киношных ковбоев. Оба семилетки, Джей, мой сын, и Грейсон, сын Рут, как раз созрели для туалетного юмора. Не далее как позавчера, со сдавленным хихиканьем и квадратными от едва сдерживаемого восторга глазами, они призвали сестричек к унитазу для демонстрации произведения Джея – «колбаски» в фут длиной. Помимо оглушительного визга, на который и был расчет, шутники получили по получасовому наказанию вместо прогулки.
– «Лето 42-го»[5], – вспомнила я.
– О-о, точно! Хайми у окошка читает телеграмму! Старье, конечно, но прелестное. Потускнело, но не забыто. «Стальные магнолии»[6].
Я насупилась.
– Так нечестно! – возмутилась Рут. – Не смей давать отставку фильму только потому, что он не обласкан критиками и не отвечает твоим заоблачным литературным критериям.
– Ладно, ты принимаешь «Крамера», а я – твои «Магнолии».
– Мам, не шевелись, – скомандовала Бетти.
В качестве бесплатной добавки к прическам «Салон красоты» предлагал клиенткам полный макияж, включая румяна, тени для глаз и «губную краску». Помню, после первой игры «в стилистов» я поднялась с кровати и приветствовала себя в зеркале: синие тени до самых бровей, идеальные розовые круги на щеках, пунцовый рот клоунских размеров. В волосах над лбом – дюжина пластмассовых заколок всех цветов радуги. «В тысячу раз хуже, чем поймать свое отражение в зеркале над мясным прилавком», -прокомментировала Рут. Зато девчонки пришли в восторг от своих талантов в косметологии.
К окончанию «сеанса» наши с Рут волосы превратятся в засаленные вороньи гнезда, но игра выполнит свою задачу: развлечение для детей, относительный отдых для мам. К тому же мы с Рут занимались своим самым любимым делом. Мы разговаривали. Скучая по Рут, я в первую очередь скучаю по этим полуденным играм, когда по-детски неумелые, но ласковые пальчики наших дочерей дарили нам такой отдых, какой и не снился профессиональным массажистам. Волосы у меня были тогда… и сейчас… густые и тяжелые, но не избалованные вниманием парикмахеров – из-за того, что, как я всегда утверждала, у меня почему-то выпал тот период, когда девчонки часами крутятся перед зеркалом, постигая искусство обращения с щипцами, плойками и фенами. Рут, как знаток Гейл Шихи[7], придерживалась мнения, что любую пропущенную стадию рано или поздно придется прожить. Правда, я не удосужилась уточнить, относится ли эта теория к уходу за волосами. Плойка у меня, конечно, появилась – обитает в «медицинском» хаосе под раковиной. В первый же раз, попробовав воспользоваться волшебной палочкой парикмахера, я заработала жуткий ожог, неотличимый от засоса, и представлять своего Скотти нашей церковной общине отправилась в свитере. И это в конце апреля.
