1. ПОБУДКА
Исправительно-трудовая колония общего режима, Пермская область
23 ноября, 06.25
Жмурясь и позевывая после крепкого и особенно сладкого утреннего сна, прерванного звонком побудки, Ус сел на койке, натянул черные брезентовые штаны и грубые кирзовые ботинки и не спеша направился в туалет. До того, как звонок вернул его в однообразную и пресную зоновскую реальность, пусть на лучшие, но все-таки нары, Ус кувыркался с роскошной рыжей бабой на не менее роскошной двуспальной кровати, застеленной нежнейшим шелковым бельем. Вопрос удовлетворения естественных потребностей интимной жизни для Уса не стоял так остро, как для мужиков и прочей массы бесправных и задроченных зэков. Хотя Ус не являлся смотрящим зоны, а был только паханом одного из одиннадцати отрядов, но и это звание давало ему исключительные права и полную власть над опущенными, мужиками, честными фраерами и всеми прочими, кто стоял ниже его по рангу. К его услугам были все зоновские петухи. Да и оставшиеся на воле подельщики не забывали своего мотающего срок кореша. Вот и на позапрошлой неделе прислали ему сиськастую телку на длительную свиданку. Смешно, прошло-то всего две недели, а Ус уже и не помнит лица бабы, с которой не слезал почти трое суток, раскачивая и без того скрипучую казенную койку. Ну да лицо для бабы не главное. Важно, чтобы все остальное было при ней и чтобы умелая была и ласковая. Прошлая как раз такой и оказалась. Сразу видно, профессионалка. Мурлыкала, словно кошка, а уж как подмахивала.
Довольно зажмурившись от накативших воспоминаний, Ус остановился посреди коридора лагерного барака, и спешащий к утреннему построению мужик по неловкости задел его локтем. Мгновенно развернувшись, Ус наподдал мужику носком тяжелого ботинка по заднице, добавив ему дополнительное ускорение. Растирая рукой отбитый копчик, провинившийся зэк припустил дальше. Сам Ус никуда не спешит. Койку за него заправляют «шестерки», а на утреннюю поверку он выходит последним, как и положено пахану. Лучше бы и вовсе не выходить, но по меркам здешней администрации это уже откровенная борзота. За невыход на поверку сразу отправляют в ШИЗО. Конечно, и там люди живут, но все-таки штрафной изолятор не курорт, поэтому лучше не нарываться.
Переступив порог умывальной комнаты, Ус оказался в просторном помещении с выложенным шершавым кафелем полом и оштукатуренными крашеными стенами. На одной из них установлены в ряд десяток металлических раковин, над каждой торчит ввинченный прямо в трубу медный кран. Еще несколько минут назад здесь было не протолкнуться от ждущих своей очереди заключенных, сейчас же у раковин умываются лишь двое припозднившихся зэков. Проходя мимо, Ус исподлобья метнул в них откровенно злобный взгляд своих хмурых, глубоко посаженных глаз... Новенькие, с последнего этапа. Всего неделю на зоне, а уже покусились на его, Уса, старшинство. Борзоты выше крыши. Вот и к утренней поверке не торопятся. И ведь не опустишь, как какого-нибудь зарвавшегося баклана – оба козырной масти... Ус понимал, если он хочет сохранить свой авторитет и положение пахана, то в самое ближайшее время должен дать укорот зарвавшимся новичкам. Но те, очевидно, понимая это, не давали ему повода для правилки.
Встреча с ворами, не признающими его старшинство, окончательно испортила Усу настроение. Еще раз оглянувшись на умывающихся зэков, которые демонстративно не замечали его появления, Ус прошел в отделенный стенкой от умывальной комнаты туалет. Выдраенные петухами толчки сверкали чистотой. Тем не менее, заглянув в несколько туалетных кабинок, Ус обнаружил на керамических «очках» желтоватый налет, и это сразу поправило ему настроение. Значит, будут сегодня ночью петухи вылизывать все «очки» до седьмого пота. В предвкушении ночной забавы Ус довольно улыбнулся. Облегчившись, он вернулся в умывальник, где уже никого не было. Борзеющие зэки все-таки поспешили присоединиться к строящемуся перед бараком отряду. Значит, сдрейфили перед начальничками, прогнулись. Ус ухмыльнулся. Все-таки хлипки они против него. Нет в них той крепости, которая отличает настоящего вора. Таким никогда не стать паханами и, следовательно, не занять его места. Окончательно успокоившись, Ус открыл кран и начал умываться.
Гремя ведром и шваброй, в умывальник вошел чеченец Ганя – сегодняшний дневальный. Этот тоже борзел, да еще похлеще этих двоих с последнего этапа, только недолго. Лишь до тех пор, пока его через шконку не перегнули да не отпетушили всем хором. Он, падла, еще какое-то время зубами клацал, а как клыки выбили, сразу стал нежным и ласковым.
Ганя вынул из ведра тряпку и, нахлобучив ее на швабру, принялся возить по полу. У отрядного петуха было много имен. Переиначивая на женский манер его прежнее имя Гамид, зэки называли чеченца то Гулей, то Ганей, а то и вовсе Галей. Два с половиной года назад Гамид прибыл на зону настоящим волком, как чечены любят себя называть. Он на всех смотрел зверем и так и кидался на людей. Губе всю морду разбил и даже умудрился руку сломать – каратистом, падла, оказался. Но Ус быстро его укротил. По его указке четверо зэков ухватили чеченца за руки, а пятый накинул на шею скрученное в жгут полотенце. Тот и сделать ничего не сумел. Был каратист, да весь вышел. Уложили брыкающегося чеченца поперек койки, и Ус собственноручно спустил с него штаны. Задница у Гамида оказалась не бабья – поджарая и мускулистая, но вертел он ею почище любой бляди. Ус даже удовольствие получил, когда его харил. Потом и другие приложились. Отжарили чеченского волчару во все дырки в воспитательных целях. А чтобы тот не кусался, Ус ему передние зубы выбил: по два на верхней и на нижней челюсти. Черножопый сейчас старается лишний раз рот не раскрывать, чтобы эту дыру не показывать. А когда чего-то бормочет, то башку на сторону воротит или ладошкой рот прикрывает.
– Слышь, Ганя, может, тебе к последнему звонку паранджу подарить, чтобы было чем на воле твое личико прикрыть? – Повернувшись к опущенному, Ус довольно оскалился.
Ганя ничего не ответил. Лишь продолжал возить тряпкой по полу. Чует сука, что «звонок» близко. Амнистия чеченскому петуху вышла. Со дня на день откинется. И ведь только-только полсрока отмотал. Но ничего, он эти последние дни на всю жизнь запомнит.
– Чего рожу воротишь? Али не нравлюсь? – ухмыляясь, поинтересовался Ус.
Ганя вновь промолчал. Даже головы не поднял. Неслыханная наглость опущенного вывела Уса из себя.
– А ну, вон сюда! – угрожающе потребовал он.
Ганя аккуратно положил швабру на пол и послушно подошел к Усу. Голову он, как обычно, держал низко опущенной, а руками взялся за штаны, видно, собираясь по требованию пахана спустить их. Демонстративная покорность Гани успокоила Уса, и он одобрительно усмехнулся. Но в следующее мгновение Ганя резко вскинул голову, и Ус увидел прямо перед собой его полные холодной ненависти глаза.
– Ты... – взревел пахан, но договорить уже не успел.
