Глава 1
Спокойно и методично младшая из сестер Фрейни дышала на оконное стекло в гостиной, пока на нем не образовалось мутное пятно довольно внушительных размеров. Тогда, уверенно водя пухлым указательным пальчиком, она принялась вырисовывать на нем профиль немолодого мужчины с орлиным носом, на котором красовались очки в увесистой оправе, резко выступающим вперед подбородком и роскошной шевелюрой.
Несколько мгновений она удовлетворенно разглядывала изображение, потом сердито, обращаясь скорее к самой себе, нежели к остальным, проворчала:
— Слава Богу, сестричка возвращается одна. Пусть бы дядя Дон оставался навсегда в своей Австралии, или в Африке, или где там еще. — И тут же с открытым вызовом, уже для брата и сестры, прибавила: — Стыдно, конечно, но я с трудом переношу дядю Дона.
— Пэм! — Семнадцатилетняя Дафни, примостившаяся у другого окна и беспокойно вглядывавшаяся в январские сумерки, обернулась и изумленно посмотрела на младшую сестру. — Как такое может прийти в голову? Постыдись, Пэм. Ведь всякому известно, что дядя Дон поистине святой человек и всю жизнь посвятил благотворительности.
— Ну, значит, святые не по моей части. — Взмахнув упругими толстенькими косичками, Пэм отвернулась от нарисованного на стекле шедевра и, изобразив на своем веснушчатом личике самое что ни на есть благочестивое выражение, нараспев прогнусавила: — Мои дорогие детки, богатство само по себе не есть преступление. Если его правильно использовать…
— Прекрати! — вспылила Дафни.
В разговор вмешался Мартин. До сих пор он сидел возле камина, уткнувшись в книгу, лежавшую прямо поверх французского бульдога, мирно похрапывающего у него на коленях.
— Да ладно тебе, Даф, не заводись. Ты же знаешь, Пэм всегда выступает в пику другим.
— Да, но когда вспомнишь, как добр был к нам дядя Дональд… После того как мама и папа… — Она осеклась. Даже сейчас, через три года после ужасной автомобильной катастрофы на Грейт-Норт-роуд, в считанные мгновения перевернувшей всю их жизнь, она не могла говорить о ней спокойно. Немного погодя, взяв себя в руки, она поспешно продолжила: — Хотя он нам и не родной дядя, но все равно хочет, чтобы мы жили с ним. Разумеется, я знаю, что у нас есть и свои деньги, но, если и так, все равно, рисовать его карикатуры на его собственном окне — это уж слишком!
Повернувшись в кресле, Мартин полюбовался на художество сестры и усмехнулся:
— А что, очень даже здорово вышло. Вылитый старик.
Дафни вспыхнула румянцем.
— Ты же старшеклассник, Мартин, и мог бы перестать подыгрывать Пэм и поощрять все ее выходки, — вскипела она.
И когда словесная перепалка уже грозила перерасти в ссору, Пэм вдруг радостно воскликнула:
— Ура! Машина едет!
И сразу же все пошло вверх дном. Сбросив с колен книгу и собаку, зашедшуюся заливистым лаем, Мартин вскочил с кресла, сестры бросились из комнаты, и вся троица сломя голову помчалась вниз, где чуть не сбила с ног Фэнли, старого дворецкого, который со своим обычным невозмутимым видом открывал массивную дверь в передней.
В прихожую впорхнула тоненькая девушка в норковой шубке, за нею по пятам, сияя улыбкой, следовал нагруженный вещами шофер. Внешность ее, миловидная, но скромная — каштановые волосы, светло-карие глаза, — нисколько не претендовала на классическую красоту. Будучи на шесть лет младше, Дафни со своей роскошной гривой просто затмевала сестру. Зато было в облике девушки нечто такое, что несомненно можно было бы назвать ярко выраженной индивидуальностью, так что уже через мгновение апатия, царившая в стенах викторианского особняка, начисто исчезла и дом наполнился жизнью.
Радостно возбужденные, обе младших сестры и брат буквально набросились на нее, а Генри прыгал вокруг и старался лизнуть каждого, включая преисполненного важности Фэнли. Поднялась из подвального помещения миссис Вуд, кухарка, вместе с Айви, девушкой-подростком, недавно выписанной ей в помощь, так что прошло еще довольно много времени, пока наша путешественница наконец очутилась в своей комнате и там воцарилась относительная тишина.
Именно относительная, потому что пока она приводила себя в порядок с дороги, Дафни и Памела с величайшим усердием распаковывали чемоданы, по ходу дела извлекая из них множество любопытных вещей и сопровождая этот процесс непрекращающимся шквалом вопросов и замечаний. Потом ее увлекли в гостиную, где усадили на почетное место в ожидании подарков и рассказов.
— Прости, Сильвия, что набросились на тебя, словно дикие звери, но мы ведь не видели тебя целую вечность. — Сидя на корточках на коврике перед камином, придерживая одною рукою пока еще не угомонившегося Генри, Мартин влюбленно смотрел на сестру. — Твои письма были такие короткие, правда, это лучше, чем совсем ничего. Зато теперь мы хотим узнать все, буквально все.
— Да, все: и что ты делала, и каких людей встречала во время плавания и путешествия по Австралии, — со своего места вторила ему Дафни.
— И в какие приключения попадала, — вставила семилетняя Пэм, ласково прижимаясь к сестре. — Мы все хотим узнать: и про кенгуру, и про собаку динго, и про все, про все, про все.
Сильвия рассмеялась:
— Может, сначала разберете подарки? По-моему, они пришлись в самый раз, ведь недавно было Рождество. — И она принялась раздавать им свертки, грудой лежавшие у ее ног: коробочки с турецкими сладостями, отрезы восточного шелка, бирюзовые и нефритовые ожерелья. Была там крикетная бита для Мартина, приобретенная на благотворительном аукционе в Мельбурне и принадлежавшая некогда знаменитому австралийскому игроку; теннисная ракетка для Дафни и великолепная расписная шкатулка ручной работы для Пэм. Генри тоже получил подарок — ярко-красный кожаный ошейник, купленный в крупнейшем магазине Сиднея. Что касается прислуги, то и ее не обошли стороной. Фэнли получил инкрустированную шкатулку с сигарами, миссис Вуд — кожаную дамскую сумочку, а молоденькая Айви, круглая сирота, взятая в дом благодаря стараниям дяди Дона, — коробку со сладостями и позолоченные украшения, вызвавшие у нее такой восторг, который она, как ни старалась, не могла скрыть.
Затем наступила очередь Сильвии принимать запоздалые рождественские подарки, а пока все изливали восторги и благодарности, Фэнли принес чай.
Это был уж чай так чай — истинная отрада для того, кто только что вернулся из длительного путешествия: сдобные пышки и булочки, ежевичное желе и мед, блюда с эклерами, имбирным и кокосовым печеньем, а венчал угощение пышный белоснежно-розовый рождественский торт. Даже Мартин и Пэм, ненавидевшие чаепития в гостиной, на этот раз не выражали недовольства.
И только когда пиршество закончилось и тяжелые бордовые шторы были задернуты, отгородив их от царящего за окном зимнего мрака, Сильвия попыталась отбиться от шквала вопросов. Неожиданно глаза ее засияли, щеки зарделись, и она тихо проговорила:
