Книга Мастер снов - Елена Бычкова

Единственными, кто узнал меня, были деревья. Березы, растущие вдоль дороги, едва слышно перешептывались, и я чувствовал на себе их невидимые, но доброжелательные взгляды. Их память всегда была надежнее, чем человеческая. Впрочем, я слишком давно не появлялся в этом городе.

Скоростной экспресс «Нот» привез меня на крошечную станцию, отделенную от мегаполиса парой сотен километров. Белый поезд, похожий на щуку, такой же стремительный и хищный, названный именем южного ветра, обжигающего и быстрого, унесся прочь. Платформа задрожала, воздушная волна ударила в лицо, вереница обтекаемых вагонов исчезла.

Это была ничем не примечательная крытая остановка. Мягко светящееся табло с расписанием поездов, закрытый киоск с напитками и газетами, автомат, круглосуточно подающий шоколад и фруктовые батончики.

Из пассажиров на платформе стояли только старуха с корзинкой, накрытой тканью, и два подростка. Они уставились на меня с одинаковым любопытством и провожали взглядами до тех пор, пока я не ушел со станции, чтобы спуститься к дороге, ведущей в прохладную тень аллеи.

Зеленый купол над головой мягко шелестел. Сквозь длинные переплетения ветвей, колышущихся от легкого ветра, я видел склон, плавно изгибающийся к реке, крутой обрыв на противоположном берегу и одноэтажные деревянные дома, стоящие на нем. Один из них почему-то особенно бросался в глаза, хотя практически ничем не отличался от остальных. Те же пять окон по фасаду, над ними шатровая крыша, металлическая фигурка на трубе. Когда-то давно я полагал, что в нем живут привидения. А потом, уже повзрослев, стал считать одним из ориентиров своих не совсем обычных путешествий.

По плотно утоптанной дорожке передо мной резво бежала трясогузка, покачивая тонким хвостиком и оглядываясь на меня. Больше никого из жителей городка мне не встретилось. На этой стороне реки и прежде было немноголюдно, а сейчас, похоже, стало вообще тихо.

Аллея, на первый взгляд кажущаяся бесконечной, закончилась, как всегда, неожиданно. По узкому мостику я перешел через ручей, пересыхающий летом, и направился вдоль берега. Здесь пахло теплой, нагретой землей, дикой гвоздикой и подсыхающей травой. Вполне летние запахи, но в порывах ветра, долетающего от ровной глади воды, уже чувствовалось дыхание осени.

В зеленой кроне одинокой березы, растущей у края тропы, виднелись редкие желтые плети. Они всегда напоминали мне пряди ранней седины в волосах статной белокожей красавицы.

Я шел не торопясь, глядя по сторонам и замечая изменения в городе. Возле каждого дома установили генераторы, отсвечивающие металлическими полированными боками. Провода от них блестящими длинными нитями тянулись к зданиям. Дорога с новейшим покрытием из термоэластопластов стелилась справа от меня гладкой серой лентой, повторяющей изгибы пути, прежде пыльного и неровного…

Дом, который теперь стал моим, стоял в глубине двора, заросшего красной снытью. И в этом году она разрослась особенно пышно. Узорчатые листья на длинных черенках чуть покачивались от легкого ветерка. Зонтики, собранные из мелких цветов, по яркости красок могли соперничать с оранжерейными розами. Казалось, что над темной зеленью висит густое алое облако. Но эти прекрасные душистые цветы не привлекали ни пчел, ни бабочек. Для насекомых их не существовало, ведь они принадлежали другому миру.

Тропинка, прежде ведущая к крыльцу, заросла травой. Я прошел по ней, перешагнул две ступени, вытащил ключ из кармана, открыл дверь и ступил внутрь. Меня встретила оглушительная тишина, запах старого дерева, давно не топленных печей, слежавшейся пыли и совсем чуть-чуть – сырости. Здесь, в отличие от остального мира, ничего не менялось десятилетиями.

Узкий темный коридорчик вывел меня в жилую часть дома. Такую же сумрачную и тихую.

Я бросил сумку под вешалку, мельком заглянул на кухню, дверь в которую находилась слева от входа. Тут было пусто и холодно.

Прямо по коридору виднелась темная лестница с потрескавшимися балясинами и гладкими перилами. Когда-то их дерево было блестящим, отполированным многими прикосновениями, теперь оно выглядело потускневшим. На крошечную площадку выходила крепкая черная дверь с круглой тусклой ручкой.

Я поднялся, открыл ее и сразу же, как всегда, первым увидел зеркало. Оно стояло в самой большой пустой и пыльной комнате напротив входа. Резная рама из красного дерева, от пола до потолка, чуть замутненное от времени стекло. Иногда оно отражало все что угодно, кроме того, кто в него смотрелся, но чаще всего честно играло роль обычной амальгамы. Как сейчас.

Я пошел навстречу своему отражению. Не остановился, когда оно оказалось совсем рядом, уверенно шагнул вперед, через тонкую стеклянную преграду. Ощущение осталось прежним – прохладная волна, мягко омывшая собой все тело, мгновение темноты и тут же теплый свет в лицо.

Я очутился по ту сторону зеркала.

Здесь тоже была комната. Просторная, светлая, заполненная шорохом старой бумаги, едва уловимым поскрипыванием половиц, тихими вздохами, солнечными бликами, отражающимися от стеклянных приборов и бокалов.

Вдоль стен стояли старые деревянные сундуки с плотно закрытыми крышками. И я уже не помнил, что в них хранится. На длинных полках поблескивали странные с точки зрения нормального мира предметы. Песочные часы, чьи стеклянные колбы оказались завязаны узлом. Секстант с постоянно крутящимся барабаном микрометрического винта сверкал золотыми искрами. Стопки карт – когда-то я честно пытался изобразить схемы своих путешествий, но потом понял, что это бессмысленное занятие. Изогнутые вазы с такими же изогнутыми стеблями засушенных роз. И несколько десятков стеклянных банок с пуговицами. Самыми разными. Маленькими, большими, от мужских костюмов, пальто, женских кофточек и детских платьиц. Из пластика, металла, дерева, обтянутого тканью, дорогие и самые дешевые.

Некоторые из этих банок были заполнены лично мной.