Пролог
— Никогда не думала, что буду заниматься любовью в курятнике. — Шейла хихикнула, как девочка-подросток, и уткнулась носом в плечо Алена.
— Тебе у меня не нравится? — нарочито возмущенным тоном спросил он. — Но это самое замечательное место на земле!
Она фыркнула.
— Ты знаешь, кто ты такой, Ален Ригби? Ты — самодовольный петух.
— Теперь уже нет. — Он шумно вдохнул и выдохнул.
— Да неужели? И с каких это пор — нет?
Шейла изучала его лицо так, словно хотела рассмотреть каждую морщинку на лбу, вглядеться в короткий след от пореза бритвой. Он торопился, заметила она, но все равно побрился, чтобы ей было приятно.
— С тех самых пор, как я поменял эмблему на своих воротах.
— Ах во-от когда… — Шейла улыбнулась, наклонилась и поцеловала его в кончик носа.
— Она-то тебе нравится?
— О-очень, — выдохнула Шейла и уткнулась носом ему под мышку.
Ален ухмыльнулся. Еще бы ей не понравилось, подумал он. Вместо безмятежной парочки золотых петушков, которые украшали ворота его имения прежде, он заказал другой сюжет — золотой петушок в крепких лапах серебряного сокола.
— А уж мне как нравится! — Он засмеялся. — Я стоял над душой у Пола, когда он выковывал клюв у сокола.
— Ты хотел, чтобы мой сокол казался… нежнее? — Шейла потерлась носом о теплую кожу плеча Алена и подняла голову.
Он засмеялся и крепко стиснул ее.
— Чтобы петушок не казался беспомощной жертвой. Вот почему я попросил сделать соколу клюв посолиднее.
— А как же правда жизни? — Шейла хитро посмотрела на него. — Когда ты увидел моего любимца в первый раз, ты сказал, что у Сокола Эдвина необыкновенно изящный клюв.
— Я это сказал, чтобы тебе польстить, дорогая. — Ален самодовольно засмеялся.
Шейла выбралась из своего укрытия и с некоторым недоверием посмотрела на Алена. Но, заметив улыбку на его губах, тоже улыбнулась.
— Я, кажется, теперь понимаю, в чем истинная суть новой композиции, мой дорогой дизайнер, — говорила Шейла, в то время как рука Алена спускалась по ее спине.
— Не-ет, этот сюжет не имеет никакого отношения к искусству дизайна…
Она фыркнула, когда его рука добралась до ее талии и на секунду замерла. У Шейлы перехватило дыхание, но она пробормотала:
— Имеет. Самое непосредственное отношение к древнейшему виду… искусства.
— Ты так считаешь? — Его рука поползла ниже.
— А ты — нет? Мелкая пластика — разве не один из древнейших видов искусства? — Шейла слегка нахмурила брови.
Он обхватил ее за плечи и отстранил от себя. Потом откинул легкое одеяло и, наклонившись к самому уху Шейлы, прошептал:
— Неужели ты вот это считаешь мелкой… гм… пластикой?
Она открыла рот, пытаясь сказать, что на самом деле имела в виду. Она говорила о петушке и соколе на воротах. Но не об этом… Потом, проследив за его взглядом, упала Алену на плечо и расхохоталась.
— Так во-от ты о чем! Да, к мелкой пластике это отнести невозможно.
— Вот и я о том же. — Его губы коснулись мочки уха Шейлы. — Ты знаешь причину…
— Ты так думаешь? — хриплым голосом произнесла она короткую, ничего не значащую фразу.
Но смысл тем не менее был — хрипота в голосе Шейлы не позволяла Алену сомневаться в том, о чем она думает на самом деле…
— Это я, Ален Ригби, — шептал он ей на ухо, — тот самый петушок, который попал в когти сокола.
Он прихватил губами мочку уха Шейлы и услышал ответ, который хотел услышать: Шейла охнула.
— Но ничуть не жалею, — продолжал он.
Теперь Ален легонько прижал зубами мочку уха с крошечной дырочкой под сережку. Шейла молчала, но он заметил, как напряглись желваки на ее лице. Пытается бороться с собой, упрямая.
— Впрочем, ты права в одном — мы сейчас на птицеферме. Да, мы с тобой занимаемся любовью в курятнике. — Он умолк и лизнул ее в щеку. — Послушай, но я что-то не пойму, почему ты решила, что имеешь полное право вытирать об меня свой мокрый нос? Или ты думаешь, что у тебя не нос, а клюв, как у Эдвина?
Он почувствовал, как задрожала Шейла. Она смеется! С деланным возмущением Ален продолжил:
— Ты пытаешься клевать меня, как собственную добычу? Должен сказать, ты успешно переняла повадки своего любимца, дорогая моя Шейла. — Его голос, в который Ален вложил обвинительные нотки, прозвучал неожиданно громко. — И ты снова принесла его едва ли не в спальню…
— Тсс, — прошептала она, привстав на локте и прикрывая указательным пальцем его губы. — Он не может без меня… Пока не может. Тише, а то разбудишь…
— Он спит по ночам. Не слишком ли ты о нем беспокоишься? — В голосе Алена послышались нотки ревности.
— Зато мы не спим. Мы за него…
— …Летаем, — прошептал Ален и засмеялся. — Мне нравится летать с тобой ночами.
— А мне и днем нравится, — призналась Шейла.
Она подняла голову. Полная луна бесстыдно наблюдала за ними сквозь незашторенное окно. Шейла оглядела мужчину, который лежал под ней.
Ален ухмыльнулся.
— Мне кажется, ты даже смотришь так, как он.
— Боишься? — хмыкнула она.
— А ты как думала? Ты смотришь на меня, словно видишь во мне потенциальную…
— …Добычу, — закончила за него Шейла. Опустив голову на грудь Алена, она поёрзала, устраиваясь поудобнее, и тотчас почувствовала, как его тело отозвалось на ее невинные движения. — Ты прав. Я сама, а не только природа, учила его видеть во всем, что движется, добычу.
— Ох, мне страшно… — протянул он и сцепил руки на спине Шейлы.
— Но тебе больше нечего бояться, — проговорила она, не отрывая губ от его жестких и влажных от пота волос на груди. — Ты уже пойман.
— Скорее, добыт, — поправил Ален.
— Тебя это огорчает? — Она резко подняла голову, ее бедра вдавились Алену в живот.
Он охнул, потом быстро повернулся и подмял Шейлу под себя.
— Ничуть, дорогая. — Он ухмыльнулся. — Я позволил тебе добыть меня… Разве нет?
Она застонала и впилась ртом в его губы. На этот порыв отозвались не только губы Алена — все тело.
— Да, да, — шептала Шейла, загораясь все сильнее, — и Сокол Эдвин… Он…
— Я очень ему благодарен, — прошептал Ален, сильнее вжимаясь в Шейлу.
Она застонала, потом приподнялась ему навстречу и снова ощутила ни с чем не сравнимое чувство полета.