1
Думая, что учусь жить, я учился умирать.
Леонардо да Винчи.
Атлантический кодекс
МИЛАН, ЛОМБАРДИЯ, 1483
Малиновое пятно расползлось в форме цветка по белоснежной парче. Яркое пятно бурело на лепесткообразных краях. Вокруг рубинового бутона виднелось несколько коричневых капель, словно нарочно стряхнутых с кисти художника. Мне понравился контраст белого и красного цветов, выигрышно смотрящийся на фоне зеленеющей лужайки. Доведись мне воссоздавать эту картину на Мольберте, я бы еще добавил несколько ярких весенних листьев и, пожалуй, нарисовал бы по соседству на камне белого голубя.
Но, разумеется, не стал бы изображать изящный кинжал, рукоять которого торчала, как тычинка — серебристая, вызывающая ужас, — из центра кровавого цветка.
Я обнаружил мертвеца первым и поэтому успел подробно изучить композицию этой страшной картины. Он лежал на земле обнесенного высокими стенами сада — одного из многих владений хозяина замка Сфорца. Дворец этот был родовым гнездом правящего герцога Милана Лодовико Сфорца по прозвищу Моро. Так назвали его за темный цвет лица и заодно наградили другими, куда менее лестными именами. Разумеется, Лодовико только назывался герцогом, таковым не являясь, ведь он силой отнял этот титул у своего малолетнего племянника, и титул не был еще официально утвержден папой.
Упомянутый выше замок и для меня стал домом, хотя звание мое конечно же было далеко не высоким. Будучи подмастерьем придворного инженера и художника, Леонардо Флорентийского, или Леонардо да Винчи, я занимал в замковой иерархии положение ниже, чем помощник конюха. Вместе с другими юношами, проявившими незаурядный талант в области владения кистью, я трудился с рассвета до сумерек в мастерской учителя. Там я натягивал холсты, смешивал краски и очищал палитры… и, случалось даже, касался кистью фрески или панно, подписанных именем великого человека.
К счастью, в этот праздничный день не помощник конюха сделал ужасное открытие, а я, подмастерье, всем известный под именем Дино. Иначе бы в замке тотчас же поднялась тревога. Уже через несколько минут все — от чистильщика ночных горшков, до самого герцога — толпились бы в саду и глазели на мертвеца. И подобный переполох конечно же положил бы конец партии в живые шахматы, проходившей в это время на главной лужайке замка.
Это развлечение было в последнюю минуту включено в программу недельных празднеств, устроенных в честь мсье Виласса, французского посланника, гостящего у герцога. Ставкой в игре была понравившаяся обоим картина. Не желая никого обидеть, Лодовико объявил, что она достанется победителю.
Спор разгорелся между ними в мастерской учителя вчера утром. Герцог и посланник, стоя посреди комнаты лицом к лицу на грубом деревянном полу, были, казалось, готовы пронзить друг друга. На обоих поверх разноцветных рейтуз были одинаковые красно-сине-золотистые атласные камзолы с прорезями. Голову герцога украшал мягкий, усыпанный драгоценными каменьями бархатный берет малинового цвета — изящный головной убор, подчеркивающий грубые черты его темного лица. Темно-синяя, с высокой тульей шляпа посланника выгодно смотрелась на фоне его мягких, седых волос и темных глаз.
Их наряд резко контрастировал с простым коричневым жакетом и темно-зелеными рейтузами учителя — точно такую же одежду носили и мы, подмастерья. Он стоял чуть поодаль, и их приход, видимо, не мешал работе; Леонардо вежливо улыбался и не вмешивался в разговор знатных лиц.
Другие подмастерья и я, столпившись на почтительном расстоянии от собеседников — за незавершенными панно — и делая безучастный вид, изо всех сил старались уловить хотя бы несколько слов.
— Шахматы? — предложил посланник на ужасном итальянском и приятно улыбнулся. Он, видно, представил, как они, склонившись над небольшой доской перед камином в главной зале, осторожно передвигают резные, слоновой кости фигуры и попивают превосходное вино.
У Моро, однако, созрел более грандиозный замысел.
— Шахматы — да, только необычные, — ответил герцог. — Однажды, гласит легенда, два знатных венецианца посватались к одной прекрасной девушке. Не желая решать спор железом, они сыграли партию в живые шахматы, где в роли фигур выступали их придворные. И девушка досталась победителю матча.
Замолчав, он указал на предмет спора, недавно законченный портрет очаровательной женщины, стоящей перед ними на мольберте. «Почему бы и нам схожим образом не уладить наше дело, мы ведь тоже препираемся из-за женщины?»
— Мысль интересная, ваше высокопревосходительство, — пожав плечами, произнес Виласс. — Только удастся ли все подготовить в столь короткий срок?
— Разумеется. Вы познакомились с моим придворным художником и инженером. Он за ночь все устроит. Не так ли, Леонардо?
Глядя из-за панно, я видел, как учитель, пройдя с присущей ему от природы грацией несколько разделяющих их шагов, приблизился к ним. Он был на несколько дюймов выше их; его львиная грива, темная со слабым красновато-коричневым отливом, ниспадала ему на плечи. Даже в простой одежде он благодаря уверенной осанке и красивому, бородатому лицу выглядел по сравнению с ними более царственно. На его устах по-прежнему играла приятная улыбка, однако я уже довольно долго был его подмастерьем и поэтому сразу обратил внимание на то, что он постукивает пальцами, признак, свидетельствующий о презрении либо нетерпении… зачастую одновременно о том и о другом.
— Разумеется, ваше высокопревосходительство, — спокойно ответил он, как и следует человеку, понимающему, кто его покровитель.
Учитель отвечал за все придворные увеселения, в том числе празднества и праздники, и поэтому выполнять подобные причуды сильных мира сего было ему не впервой. Впрочем, новая задача была не из легких.
— Все приготовления будут закончены завтра к полудню. Полагаю, роли шахматных фигур будут исполнять придворные.
Пока герцог отдавал завуалированные под предложения распоряжения, Витторио, самый молодой подмастерье с непослушными белокурыми волосами, склонился ко мне и горячо прошептал:
— Как ты думаешь, учитель сможет показать во время этой шахматной партии своего механического льва?
— Возможно, — улыбаясь, тихо проговорил я. Мне было понятно волнение юноши.
Учитель недавно сделал удивительное металлическое существо и перед публичным показом продемонстрировал его нам, подмастерьям. Благодаря сложной системе шкивов и противовесов медный лев разевал пасть и издавал рев, его грудь открывалась, и оттуда выпадал красочный букет свежих цветов. Я тоже считал его одним из самых поразительных изобретений и надеялся, что его вскоре покажут при дворе.
Однако на сей раз придворным не довелось лицезреть льва. Под руководством учителя садовники герцога при свете факелов трудились всю ночь на строевом плацу перед главными воротами и к утру превратили его в громадную шахматную доску. Не пришлось спать этой ночью ни камердинерам, ни портным, ни белошвейкам. Они отвечали за то, чтобы придворные, которые должны были изображать шахматные фигуры, получили подходящие — черные и белые — наряды.
