Книга Колесо тьмы - Линкольн Чайлд

Единственными движущимися объектами на всем протяжении глубокой и узкой долины Льолунг были две черные точки чуть крупнее расколотых морозом валунов на дне ущелья. Они медленно перемещались по едва заметной тропе. Сама долина представляла собой пустынное, унылое место без единого деревца, где лишь ветер свистел да эхом отражались от утесов крики черных орлов. Всадники приближались к гранитной скале высотой две тысячи футов, с которой пенистым шлейфом вился поток воды — исток священной реки Цангпо[1]. Тропа исчезала в глубине узкого туннеля в толще каменной стены, затем появлялась уже выше, в виде расселины, под углом выходящей из отвесной скалы, достигала длинного гребня горы и вновь скрывалась среди зубчатых камней и изломов. А фоном и обрамлением этой картины служили величественные заснеженные громады трех гималайских гор — Дхаулагири, Аннапурны и Манаслу, над которыми вздымалось море грозовых туч.

Двое продвигались вверх по долине, кутаясь от пронизывающего ледяного ветра в плащи с капюшонами. Это был последний этап долгого путешествия, и, несмотря на близкую грозу, ускорить шаг не удавалось, потому что лошади были на грани истощения. Приблизившись к туннелю, всадники дважды пересекли неширокий, но стремительный поток, затем так же медленно въехали в узкое ущелье и скрылись из виду.

Внутри теснины путники продолжали следовать по едва заметной тропинке над ревущим потоком. В затененных местах, там, где сходились каменная стена и усеянное булыжниками дно туннеля, яму и провалы заполнял голубоватый лед. Темные тучи неслись по небу, гонимые крепнущим ветром, который стонал и завывал в верхних пределах теснины.

У подножия огромной каменной стены тропа внезапно начала забирать вверх по крутой и пугающей расселине. Некогда построенный на выступе скалы древний сторожевой пост лежал в руинах — четыре разрушенные стены ныне служили пристанищем лишь стае дроздов. У самого начала расселины стоял громадный камень-мани[2]с вырезанной на нем тибетской молитвой, стертый и отполированный руками тысяч путников, желавших получить благословение перед опасным путешествием на вершину. У сторожевого поста всадники спешились. Отсюда им пришлось продолжать путь вверх по узкой тропке пешком, ведя лошадей в поводу, поскольку низко нависающая скала не позволяла ехать верхом. Местами оползни и обвалы точно скребком прошлись по крутому каменному склону, сметая и тропу. Провалы были забраны грубыми досками, образовавшими что-то вроде узких скрипучих мостов без перил. Во всех остальных местах тропа пролегала так круто, что путешественники и лошади были вынуждены взбираться по высеченным в скале ступеням, скользким и неровным, стертым ногами бесчисленных паломников и животных.

Ветер изменился, теперь он проносился по ущелью с громким воем, неся снежные хлопья. На скалы упала грозовая тень, погружая все во мрак, темный как ночь. Тем не менее двое продолжали двигаться вверх по обледенелым ступеням и каменным выемкам. Рев бурлящего рядом водопада диким эхом метался между скалами, перекликаясь с завыванием ветра, — словно таинственные существа говорили на каком-то непонятном наречии.

Когда же путешественники взобрались наконец на вершину кряжа, ветер почти преградил им путь, трепля плащи и жаля плоть. Сгибаясь навстречу ураганным порывам, люди тащили вперед упирающихся лошадей и медленно двигались вдоль хребта, пока не достигли полуразрушенной деревни. Это было мрачное, безлюдное место; дома повалены каким-то давним катаклизмом, бревна раскиданы и переломаны, а глиняные кирпичи вновь обратились в прах, из которого были когда-то слеплены.

В центре деревни возвышался сложенный из камней алтарь, увенчанный шестом, на котором громко хлопали на ветру десятки изодранных флагов, усеянных молитвенными надписями. Чуть дальше лежало кладбище с остатками разрушенной стены; эрозия обнажила могилы, раскидав кости и черепа по длинному осыпающемуся щебенистому откосу. Когда двое приблизились, стая ворон шумно вспорхнула с обломков стены, хлопаньем крыльев выражая свой протест, и хриплое карканье понеслось ввысь, к свинцовым тучам.

У груды камней один из путников остановился, жестом призывая другого подождать. Наклонился, поднял с земли старый камень и добавил его к остальной груде. Ненадолго застыл в медитации под порывами ветра, рвущими длинный плащ, а затем снова взялся за поводья. Путешественники продолжили путь.

За покинутой деревней тропа резко сузилась и пошла вдоль неровной, словно изрезанной кромки обрыва. Борясь с неистовством ветра, двое медленно двигались по тропинке, которая постепенно заворачивала вокруг выступа горы. И вот на фоне темного неба стали различимы зубчатые стены и остроконечные башни внушительной крепости.

Это был монастырь, известный под названием Гзалриг Чонгг, что переводилось примерно как «Сокровище постижения пустоты». По мере того как тропинка бежала дальше вокруг горы, монастырь делался все отчетливее: рыжие стены с контрфорсами, возвышающиеся на граните утеса, островерхие крыши и башни, тут и там посверкивающие заплатками листового золота.

Монастырь Гзалриг Чонгг был одной из немногих обителей в Тибете, избежавших опустошительных последствий китайского вторжения, когда военные выдворили из страны Далай-ламу, убили тысячи монахов и разрушили бессчетное количество монастырей и религиозных сооружений. Гзалриг Чонгг был пощажен отчасти из-за своей крайней удаленности и близости к спорной границе с Непалом, но также и благодаря простому бюрократическому недосмотру: само его существование каким-то образом ускользнуло от внимания властей. Даже сегодня на картах так называемого Тибетского автономного района этот монастырь не обозначен, и монахи приложили все усилия, чтобы так оно и оставалось.

Тропа пошла мимо отвесной каменистой осыпи, где стайка грифов выуживала из-под камней раскиданные тут и там кости.

— Похоже, совсем недавно здесь побывала смерть, — пробормотал один из путников, кивая в сторону стервятников, которые деловито перепрыгивали с места на место, начисто лишенные страха.

— Почему?

— Когда монах умирает, его тело разрубают на куски и выбрасывают диким зверям. Считается высшей честью использовать свои бренные останки для того, чтобы накормить и поддержать других живых существ.

— Странный обычай.

— Напротив, логика безупречна. Это наши обычаи странные.

Тропа закончилась у маленьких ворот в опоясывающей монастырь массивной стене. Ворота были открыты, и в них стоял монах, закутанный в длинное одеяние алого и оранжевого цветов. Он держал зажженный факел, словно поджидая гостей.