2001 год, майВ мае солнце входит в силу. Став в апреле плотным и золотым, в следующем месяце оно занято планированием своего летнего режима работы. Никто не знает, что происходит в его огненной голове майскими светлыми днями. Будем ли мы париться, как в сауне, с июня по сентябрь, или в каждый месяц лета нас будет ждать по сюрпризу — ливни в июне, туманы в июле и пекло в августе, — неизвестно. Поэтому май так важен для лета.
Успокаивает только то, что от нас ничего не зависит.
Это раннее утро в самой середине месяца казалось репетицией «жаркого» плана светила. Уже в шесть часов утра температура за окнами гродинцев поднялась до двадцати градусов, что было в фенологическом смысле явлением из ряда вон выходящим.
Семья Окуленко в составе четырех человек — отца, матери и детей-погодков: шестнадцатилетнего Олежки и пятнадцатилетней Златы — проживала в трехкомнатной квартире улучшенной планировки, что означало раздельные комнаты и кухню на метр больше хрущевской. Такая квартира с конца 80-х и до начала строительного бума в 2000-х была причиной великой гордости матери семейства Надежды Ивановны. Что касается хозяина квартиры, то был он своей квартирой горд не менее супруги, но не показывал этого.
Позавчера, в пятницу, Надежда Ивановна и Андрей Михайлович выбрались на уик-энд в город Курортный. Собирались погулять по тенистому парку, попить минеральной водички, снять стресс. Возвращение было намечено на воскресный полдень, с расчетом оставить время на подготовку к грядущей рабочей неделе.
Надежда Ивановна и Андрей Михайлович надеялись, что за время их отсутствия в доме ничего неправильного не произойдет. Но им не повезло.
В этой квартире, в самой большой комнате, на полу спит парнишка лет шестнадцати. Он лежит на спине, закинув голову с темно-русыми коротко стриженными волосами. Его по-мальчишечьи пухлые губы запеклись, под глазами залегли синяки, а на лбу выступила испарина.
Золотой солнечный туман проникает повсюду, овладевая территориями с помощью щупалец — солнечных лучей. В комнатах, выходящих на восток, становится все жарче.
Одно из щупалец — пронырливый лучик — по стеночке подбирается к парнишке близко-близко.
Ради шутки лучик собирается пощекотать его веки, чтобы разбудить. Утро! Нечего спать.
Парень стонет и переворачивается на бок, открывая беспристрастному утреннему соглядатаю разводы побуревшей крови, пропитавшей спереди ткань майки и штанов. Лучик задерживается на одно лишнее мгновение перед неприятным зрелищем, но передумывает обходить его стороной и наползает желтым пятном на засохшие пятна и лицо спящего.
Снова застонав, парень прикрывает лицо рукой и там, под клетчатым шатром рукава рубашки, открывает глаза. В этот миг сознание освобождается от тягостных сновидений, в которых оранжевое нечто душило его своими щупальцами.
Отняв руку от лица, сощурившись и скорбно скривив рот, он приподнимается на локте и отклоняется от настырного солнечного луча.
Оглядевшись и потерев глаза, парнишка начинает понимать, где находится.
— Олежка! — зовет он осипшим голосом. — Где вода?
Олежка, первый и лучший друг Вадика, не откликается.
Вчера хата Олежки была на отвязе, и тут тусовалась половина класса. О том, как вчера было весело, напоминают три пустые бутылки из-под дешевой водки и пять — из-под пива, а также полные пепельницы окурков, перевернутые стулья, монблан грязной посуды на столе, затоптанная прихожая и сломанная кухонная полка, на которой хранились хозяйкины кулинарные книги и тетради с рецептами.
Вадим осматривается, но в голову ему вдруг как будто вбивают дрын, и она болит, болит, болит. И в целом — все не очень: в горле першит, в желудке ворочается нечто отвратительное, отрыжка напоминает о каких-то угощениях, возможно несвежих.
Угощения готовили девчонки, вспомнил парень. Они полвечера шушукались и хихикали на кухне, причем ничем вкусным оттуда не пахло. За это время парни за столом в гостиной, накрытым старой клеенкой, не дождавшись еды, уже солидно приняли за воротник. Пили водку, запивали какой-то химической дрянью типа сладкой газировки.
Потом появились девчонки с блюдом бутербродов, включили музыку погромче — и понеслось!..
Вадим поднимается, и тут приступ тошноты извергает содержимое его желудка прямо на пол, под ноги.
Несколько минут Вадим приходит в себя, глубоко дыша, вытирая слезы с глаз. Он пошатывается в согбенном положении, словно молясь богам алкоголя, чтобы они избавили его впредь от похмельного синдрома.
Вадим выходит из прогревшейся восточной комнаты, принадлежащей Олежке и его младшей сестре Злате.
Он в курсе, что друг и его сестра испытывают большое неудобство от совместного пользования детской. Мальчику не нравится, что дверь в комнату часто бывает заперта изнутри, потому что девочка (видите ли!) переодевается. Девочка считает, что мальчик над ней издевается, приводя друзей. Они ссорятся из-за музыки, полок в шифоньере, времени отбоя.
У мальчика к тому же период полового созревания — по полной программе. Им часто руководят одни только гормоны, превращая его в маленькое вредное чудовище. После очередной выходки ему стыдно, и он снова несчастен.
Девочка свои чувства держит при себе, но брат знает, что она плачет по ночам в подушку. Знает он и причину этих слез: сестра влюблена в его лучшего друга Вадика, а сам Вадик этого не только не знает, но и знать не хочет.
Любовь — это безвыходно, ее можно только пережить, но жилищный вопрос вполне решаем. Только вот родители пока не предлагают выхода из ситуации, ведь переселить кого-то из двоих детей в гостиную означало завалить «зал», как принято называть большую комнату в Гродине, учебниками и скомканным барахлом. Принимать гостей было бы негде. И тогда Надежда Ивановна не могла бы угощать их пирогами с рыбой — своим фирменным блюдом, наваристым борщом на бульоне из рыночного дорогого мяса, люля-кебабами, запеченными в духовке на палочках, и тортами. И не могла бы слушать комплимент за комплиментом, убеждая безруких своих подруг: «Да что там у тебя не получается! Бери фарш и лепи… Ничего не развалится!» Нет, на это старшие Окуленко пойти не могли.
А четырехкомнатная семье не светила. Объединение по ремонту сельхозтехники области, в котором прежде работал глава семьи и где ему выделили трехкомнатную квартиру, уже не существовало, да если бы и существовало, то для расширения площади надо было хотя бы прописать к себе бабушку, как делали другие. И то не всегда помогало.
Вадим бредет по коридору. Впереди — туалет и ванная. Ему туда и хочется, но ближе — дверь в гостиную, откуда до раздраженного обоняния доносится непонятный, но интуитивно знакомый запах. Он сворачивает в гостиную и видит нечто такое, отчего по его телу проходит дрожь. Желудок снова сжимается, в глазах темнеет.
