«На высоком холме, где-то там, в далекой Европе, стоял замок, в котором жила королевская семья, и об этой семье никто ничего не знал, я — единственная свидетельница их истории». Так рассказывала Елена и больше не говорила ни слова. Иногда она добавляла несколько фраз, в начале или в конце, иногда больше, иногда меньше — больше о настоящем, меньше о прошлом, будущего же не было вовсе.
Снова и снова вспоминала Елена о том замке на холме, потому что там она родилась и там ей жилось совсем иначе.
А в серых буднях, в мрачном квартале большого города, где нет ни холмов, ни замков, на пересечении улицы Победы и улицы Героизма, на втором этаже двухэтажного дома у Елены была другая жизнь.
В ее квартире с двумя спальнями было две входные двери, одна за другой: внутренняя — для знакомых, а внешняя — чтобы Елена не пугалась громкого стука, если вдруг к ней явится кто-то чужой.
К входной двери вели девятнадцать ступеней с перилами, внизу был неогражденный двор и небольшой сад с пальмой, мелкими зарослями и дикими цветами, где квартировали дворняжка, петух, исполнявший роль будильника, курица, сносившая каждое утро по яичку, не вылезавшие из мусорных ведер кошки, перелетные птицы, остановившиеся отдохнуть, и всякая другая живность.
В этой квартире, а не в замке жили остатки королевской семьи: Елена и ее дочь Элизабет.
На следующих страницах — истории, которые произошли с ними в 1960—1980-е годы. Истории о том, что было и осталось в прошлом.
Кирьят-Хаим
Май 1960 года
Однажды, вернувшись из школы, я прямо на пороге столкнулась с нетерпеливо поджидавшей меня Еленой.
— Мы едем в Кирьят-Хаим! Кажется, у нас там есть родственники, — взволнованно проговорила она. — Единственный раз пропустила радиопередачу! К счастью, Соша слушала и все записала, вот — и имя, и адрес.
Она развернула скомканный чек из продуктового магазина, с адресом на обратной стороне.
В следующее мгновение за моими плечами оказался рюкзак с бутербродами и фруктами. Елена взяла сумку с деньгами и документами, взглянув в зеркало, поправила волосы, и мы поехали.
Дом, автобусная остановка, вокзал, автобус до Хайфы, затем другой — до Кирьят-Хаима.
Всю дорогу мы ехали молча.
— Кирьят-Хаим, — объявил водитель.
Елена схватила меня за руку. Подойдя к водителю, она показала записку с названием улицы и номером дома. Ткнув пальцем, он ответил:
— Вон там, первый дом на углу.
Пока мы шли, Елена решила прервать молчание.
— Все, как в нашем квартале, — успокаивала она себя, но выглядела по-прежнему взволнованно. — Мне нужны хоть какие-то подробности, я же не могу просто взять и постучать в дверь к незнакомым людям. Я должна знать, кто мне откроет.
Себе ли она это говорила или мне — было неясно. Мы перешли дорогу и свернули в маленький переулок, где, к Елениной радости, обнаружилась продуктовая лавка.
Купив плитку шоколада «Красная корова», Елена обратилась к продавцу, уплетающему толстый бутерброд с копченой макрелью:
— Простите, может, вы знаете моих родственников, семью Мичмахеров?
Продавец вытер рот темно-синим фартуком, который покрывал его толстый живот так, словно тот был столом, а фартук — заляпанной скатертью.
— Да, — ответил он, заглотив остаток бутерброда. — Они живут напротив. — И, стараясь показаться приветливым, добавил: — Милый человек, и в кредит покупает.
— А возвращает? — робко поинтересовалась Елена.
Продавец рассмеялся:
— Возвращает, но не сразу…
Елена побледнела.
— Ну и что, все так делают, — вступилась она за возможных родственников.
— Будьте добры, скажите, как зовут его жену и детей? Я не виделась с ними целую вечность. К тому же у меня плохая память на имена.
— Жену зовут Белла, а детей… — Он закатил глаза к потолку и, вспомнив, опустил.
— У них только мальчик лет семи-восьми. Я зову его солнышко.
— Ясно, спасибо, — сказала Елена, — шоколадка ему.
Она заплатила и направилась к выходу. В одной руке — моя ладонь, в другой — шоколадка для солнышка.
У дверей лавки Елена без промедления обратилась к первому встречному:
— Где здесь школа?
А в школе спросила:
— Где секретарша?
Секретарше она сказала:
— Здравствуйте, меня зовут Елена. Мы собираемся переехать сюда, и Элизабет, — она указала на меня, — будет ходить к вам в школу. Она ни с кем не знакома, а я знаю только семью Мичмахеров. Их сын же у вас учится? — И, не дожидаясь ответа, Елена спросила, можно ли присесть и перевести дух.
— Разумеется, — ответила секретарша.
— Извините, — продолжала Елена, — мальчик подает хороший пример? Вы должны понять меня, Элизабет — моя единственная дочь.
— Да-да, конечно. Он чудесный мальчик, очень старательный.
— Благодарю вас, — ответила Елена с облегчением.
И мы отправились дальше.
Прежде чем постучать в дверь к предполагаемым родственникам, Елена решила совершить еще одну вылазку и отправилась к соседке с первого этажа.
— Я приехала из Тель-Авива, к родственникам, — сказала Елена открывшей дверь женщине. — Но никого нет дома. Вы не подскажете, где работает муж? Мы бы сходили за ним.
Маленькая, сухонькая женщина ответила:
— В городской управе.
— Что, он чиновник? — удивилась Елена.
— Кем он работает, я не знаю.
Когда мы ушли, Елена разочарованно произнесла:
— Это недобрый знак, в нашей семье не бывало чиновников. — Я почувствовала, как ее рука задрожала.
Наконец мы подошли к заветной квартире. На двери весела табличка: «Белла и Марек Мичмахеры».
Елена постучала, дверь сразу открыли. На пороге стояла женщина с таким толстым животом, что сразу было не разобрать, то ли она беременна, то ли не в меру упитанна. Широко и добродушно улыбнувшись, она предложила нам войти. Узнав, зачем мы пришли, она сразу попросила соседку сбегать за мужем.
— Может, и у нас наконец нашлись родственники, — с надеждой сказала она.
