Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
Бабочки Креза
Бесплотнее, чем время, беззвучней ты.
И. Бродский
Из тени в свет перелетая,
Она сама и тень, и свет,
Где родилась она такая,
Почти лишенная примет?
А. Тарковский
— Ну и что? — холодно спросила Алёна, глядя на нечто, смотревшее на нее из зеркала. — Предполагается, что я запрыгаю сейчас от восторга?
— Минуточку… — сказал молодой человек, отражавшийся к зеркале рядом с этим нечтом. Он снял с нечта веселенький розовый пеньюар и предупредительно взялся за спинку кресла, готовый его отодвинуть, чтобы нечту было удобнее встать. — Теперь прыгайте, прошу!
Ни нечто в зеркале, ни Алёна в кресле не шевельнулись.
Молодой человек с бейджиком, на котором было написано «Сева», поднял безукоризненные брови, явно удивленный, что не видит ни прыжков, ни восторга. С такими бровями люди обычно не рождаются, как не рождаются солдатами. С такими бровями они становятсяпо своей доброй воле после тщательного их, бровей, выщипывания, подбривания и подкрашивания. Обычно данной экзекуции с готовностью, обусловленной многолетней привычкой, подвергают себя женщины. Молодой человек относился к редким представителям противоположного пола, которые придают своей внешности суперважное, можно сказать, основополагающее значение. Впрочем, на нем вообще пробы ставить негде было, начиная от бровей и кончая покрытыми лаком ногтями на пальцах ног, видных из умопомрачительных сандалет на платформе.
«Боже, ты все видишь, — безнадежно подумала Алёна. — Но где были моиглаза?! Поспешишь — людей насмешишь, вот уж воистину!»
Она спешила. Она всегда спешила! И жить торопится, и чувствовать спешит — это не про Евгения Онегина, это про Алёну Дмитриеву, точнее, Елену Ярушкину, одну такую писательницу-детективщицу средней степени известности. А поспешишь, как известно и как упомянуто выше, — людей насмешишь. Так вот глядя на нечто, смотревшее на нее из зеркала, Алёна уже и смех слышала, и разинутые от хохота рты видела.
— Вы просто не привыкли к своему новому образу, — сказал Сева. — К тому же, мадам, если вы были не готовы к резкой смене имиджа, вряд ли стоило идти стричься в экспериментальный салон.
— Да, не стоило, — согласилась Алёна. — Но в той парикмахерской, куда я обычно хожу, авария — нет воды. Мне нужно было подстричься, ну я и зашла в первую попавшуюся, а вы как раз оказались свободны…
— Вам повезло! — высокомерно сообщил молодой человек. — У меня расписан каждый час на месяц вперед. Но сегодня клиентка попала в аварию — ее «Мазду» срочно повезли в автосервис, — а потому она позвонила и сообщила, что не приедет. Вы бы слышали, как она рыдала из-за того, что вынуждена пропустить свое время!
Бровям Алёны Дмитриевой было очень далеко до бровей Севы. Во-первых, она их не красила, во-вторых, не подбривала, в-третьих, иногда даже забывала элементарно выщипывать. Однако поднимать умела не менее выразительно и даже, не побоимся сказать так, весьма красноречиво. Сейчас ее поднятые брови сообщали о сомнении, будто дама рыдала по поводу отменившейся стрижки. Даме явно машину было жалко, вот и все.
Однако же и самомнение у этого Севы!
Между прочим, само имя такое — порождающее самомнение. Алёна знала пару, так сказать, носителей данного имени, и они оба жутко задирали носы. Примеры из истории (Всеволод Большое Гнездо) и из литературы (Всеволод Вишневский) не являлись исключением из общего правила. С другой стороны, у последних двух Сев имелись все основания для высокого самомнения. У прочих — не факт…
— С другой стороны, если вам так не нравилось то, что я делаю, давно нужно было сказать, — брякнул в ту минуту Сева. И совершенно напрасно брякнул.
— Да неужели?! — так и взвилась Алёна. — Да я вам сто раз повторяла: не надо так коротко! Но вы продолжали щелкать ножницами, вас было просто не остановить! Не пойму, вы с плана сдачи остриженных волос работаете, что ли? — Алёна ткнула пальцем в кучку темно-русых прядей, которые уже сметала в совочек проворная уборщица.
Кучка собралась немалая. Алёна носила волосы средней длины, примерно до плеч. Сейчас же ее голову плотно облегала пушистая курчавая шапочка, напоминавшая прическу негритянки.
В детстве у Лены Володиной, как звали в ту пору нашу героиню, была кукла-негритяночка Салли. Теперь Алёна смотрела на себя в зеркало и вспоминала детство. Одно утешало: в порядке эксперимента Сева не покрасил ей волосы в черный цвет и — для резкой смены имиджа — заодно не вычернил ей кожу, не то сходство с Салли стало бы полным: у куклы было совершенно такое же глупо-ошарашенное выражение курносого личика, как сейчас у Алёны.
— Я с самого начала, когда села в кресло, предупредила: хочу подстричься чуть-чуть. Чуть-чуть, понимаете?! Только форму волосам придать. А вы что сделали?
— Между прочим, у вас череп удивительно красивой формы, и ваша новая стрижка ее только подчеркнула, — высокомерно сообщил Сева. — Будь моя воля, я вас просто-напросто наголо обрил бы. Такой череп, как у вас, грех скрывать от окружающих. Но я предвидел вашу ортодоксальную реакцию и не стал предлагать вам ничего подобного. На самом деле во всем виноваты ваши волосы. Я и вообразить не мог, что они так круто вьются. По моему замыслу, короткие пряди должны были мягко облегать череп, а…
— Если вы еще раз назовете мою голову черепом, я вас… я вам… — Она хотела сказать: «Дам по физиономии», но только процедила сквозь зубы: — Я вам не заплачу за работу. Честное слово! У меня и так есть большое искушение не делать этого, поскольку результат мне не нравится, а уж если еще раз услышу про череп…
— С вас три тысячи пятьсот рублей, — торопливо проговорил Сева и принялся искать на шее Алёны заклейку, фиксировавшую пеньюар.
— Что? — с трудом пошевелила она вмиг онемевшими губами. — Что вы сказали?
— Три тысячи пятьсот рублей, — повторил Сева. — Включая мытье э-э… головы…
Неужели он хотел сказать — черепа?!
Алёна не стала заостряться на том, что дважды ему повторила, мол, че… в смысле, голова у нее чистая, только утром вымытая. И это была правда, она вообще мыла голову каждое утро, поскольку лишь тогда ее легкие, пышные и кудрявые волосы красиво лежали… Эх, как уместно здесь прошедшее время, однако! Но сейчас не до деталей. Три тысячи пятьсот рублей… Сто евро за то, что тебя обстригли практически наголо, причем даже не спросив твоего на это разрешения!
Помнится, в Париже Алёна позволила себе сходить в парикмахерскую. Всего тридцать пять евро, причем после каждого щелчка ножницами у нее осведомлялись, не коротко ли, нравится ли мадам, а также не дует ли ей из окна (дело было летом) и удобно ли ей сидеть. Сплошная эстетика бытия! А здесь…
Но теперь уже не до эстетики. Теперь вопрос стоит куда серьезней: есть ли у нее с собой такие деньги? Или ей предстоит публичный позор из-за широты натуры и беспечности? Нет бы сначала взглянуть на прейскурант, а уж потом в кресло перед выщипанным Севой плюхаться!
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
