Книга Страсть в жемчугах - Рене Бернард

Лондон

Январь 1860 года

– Ущипни щеки, глупая девчонка! У тебя такой вид, будто ты вот-вот в обморок грохнешься! – Мадам Клермон рывком, выдававшим ее скверный характер, раздвинула шторы на окнах магазина. – У нас и без того мало покупателей, а ты еще и отпугиваешь их своим видом, наводя на мысли, что я нанимаю больных девиц!

Элинор Бекетт послушно пощипала щеки и стала поспешно готовить прилавки. Магазин мадам (вернее – дамское ателье, примостившееся на краю Мейфэра) был довольно фешенебельный и имел богатых клиенток, однако дама вечно жаловалась на ужас жизни на краю финансовой пропасти. Времена для владельцев небольших магазинчиков были трудные, особенно в зимние месяцы, когда многие лондонские леди перебирались в свои загородные владения, спасаясь от копоти и болезней зимнего города.

Суетились все четыре продавщицы – готовились встретить первых клиенток. Элинор отвела глаза от лица хозяйки и выложила на прилавок шерстяную накидку. Она получила это место полгода назад и жила в страхе неминуемого увольнения. Но скудная плата и бесконечные часы над шитьем все же были привлекательнее, чем ледяной холод улиц Лондона.

Стоявшая сзади мадам Клермон неодобрительно фыркнула.

– А где красное бархатное вечернее платье? Мне нужно, чтобы миссис Карлайл увидела его, когда придет! Эта женщина обожает красный цвет. Не моргнув глазом она заплатит любую цену – какую я назову!

– Оно не готово, мадам, – тихо сказала Элинор, опустив голову, трепеща перед неизбежным выговором.

– Это еще почему?..

– Вы велели мне отложить его и закончить дорожный костюм миссис Белл. Я всю ночь работала над каймой. Миссис Белл придет за костюмом сегодня, и… я уверена, вы будете довольны.

Однако мадам Клермон, которая на самом деле звалась «миссис Эммалина Смит из Чипсайда», была явно недовольна.

– Я ничего подобного тебе не говорила! Не стой тут с самодовольным видом! Я ждала, что ты выполнишь всю работу в срок! Я плачу честные деньги за честную работу, а не за то, что ты изображаешь ясновидящую и притворяешься, будто разбираешься в моих делах!

– Да, мадам, – ответила Элинор, стараясь успокоиться. И на несколько секунд воцарилась гнетущая тишина (остальные девушки молча наблюдали за происходящим). – Я смогу поработать над платьем между примерками, ведь миссис Карлайл придет попозже. И еще. Чтобы оно произвело хорошее впечатление, я могу работать над отделкой до…

– Ты закончишь его к тому моменту, когда она переступит этот порог! Или сама купишь это платье: я за него у тебя из жалованья вычту!

– Ох, мадам!.. Но я не могу позволить себе…

Пощечина положила конец протестам Элинор. Лицо же мадам Клермон прояснилось, и она, успокоившись, проговорила:

– Если ты закончишь платье в срок, за него заплатит миссис Карлайл. И тогда мы с тобой забудем об этом неприятном инциденте. Ты научишься успевать, когда я прошу, и мне не придется напоминать тебе о последствиях твоего неповиновения. Я понятно объяснила?

Элинор потребовалось все самообладание, чтобы не потрогать горевшую щеку. Отчаянная ярость жгла грудь – под стать жгучей боли от пощечины.

«Как я здесь оказалась? – думала девушка. – Я пала так низко, что эта женщина имеет надо мной власть… А я киваю, глотаю несправедливость как горькую микстуру и говорю себе, что мне повезло, так как меня не выкинули на холод. О Господи!..»

– Понятно, мадам.

Элинор присела в реверансе и повернулась, чтобы ретироваться в кладовую. Руки у нее тряслись от голода, и «лекарства» от этого не будет еще несколько часов. Если она такая бледная, так это от бессонных ночей и недоедания, хотя другая миссис Смит все же кормила ее.

Сестра мадам Клермон держала пансион, в котором Элинор выделили крошечную комнатку, но еженедельно вычитали из ее жалованья плату за жилье. Сама же мадам Клермон ловко и постоянно взимала «штрафы», как она выражалась, за нарушения в магазине – реальные или надуманные, – что делало доходы Элинор прямо-таки ничтожными.

«Я не запла2чу, не позволю ей заставить меня плакать. Ведь я взрослая женщина, мне уже двадцать три года», – говорила себе Элинор, единственным утешением которой было то, что подобная работа считалась респектабельной для женщины в ее положении. А она твердо решила, что респектабельность для нее самое важное в жизни.

Элинор со вздохом закрыла глаза и прислонилась к полкам с тканями; она пыталась игнорировать все жалобы тела и ужас нищеты. Что сказал бы сейчас отец? Что-нибудь о том, что настоящая леди никогда не жалуется, но добивается успеха мягкой решимостью… Или вспомнил бы какие-либо возвышенные слова из книги о правилах хорошего тона.

Она расправила плечи и открыла глаза. Ни одной секунды, потраченной на жалость к себе, обратно не вернешь. Элинор решила, что красное бархатное платье – это дракон, которого ей придется убить, чтобы доказать своей работодательнице, что она умеет сохранять достоинство. Визит миссис Карлайл был назначен на пять пятнадцать, и управиться до этого времени сумел бы только волшебник. Кроме того, в десять явится миссис Лоусон со старшей дочерью – проконсультироваться насчет свадебного наряда.

Элинор начала бороться с рулонами тканей, пытаясь вытащить образцы, которые, на ее взгляд, могли понравиться молодой клиентке.

– Мадам сегодня сплошь шипы и колючки, – прошептала вошедшая в кладовую Мэгги – ей было всего семнадцать, но она обладала мудростью зрелой женщины. – Не обращайте на нее внимания, мисс.

– Похоже, я ничего не могу сделать правильно!

– Вовсе нет, мисс. Она взъелась на вас с самого начала, и с этим ничего не поделаешь.

– Тогда она наверняка меня выгонит…