Книга Грезы о Вавилоне - Ричард Бротиган

2 января 1942 года принесло хорошие новости и плохие новости.

Сначала — хорошие. Я выяснил, что у меня — 4–Ф[1]и я не пойду на Вторую мировую войну и не стану солдатиком. Непатриотом я себя не считал, поскольку свою Вторую мировую войну уже прошел пять лет назад в Испании и в доказательство мог предъявить пару дырок в заднице.

Никогда не пойму, как мне удалось подставить задницу под пули. Ладно, военная байка всё равно ни к черту. На тебя не смотрят, как на героя, снизу вверх, если говоришь, что тебя подстрелили в зад. Люди не воспринимают таких всерьёз, но мне-то уже без разницы. Та война, что начиналась для всей остальной Америки, для меня уже закончилась.

А теперь — плохие новости. У моего револьвера кончились патроны. Я только что заполучил себе дело, для которого требовался револьвер, но патроны взяли и кончились. В тот день клиент назначил мне первую встречу и хотел, чтобы я пришел с револьвером, а я понимал, что револьвер без патронов в виду не имелся.

Что же мне делать?

На счету не осталось ни цента, а мой кредит в Сан-Франциско не стоил и ломаного гроша. В сентябре пришлось съехать из конторы, хотя она мне обходилась лишь в восемь долларов и теперь все дела я вел из телефона-автомата в вестибюле дешевой многоквартирки на Ноб-Хилле, где уже два месяца не платил за жильё. Я не мог осилить даже тридцатки в месяц.

Квартирная хозяйка была для меня опаснее японцев. Тут все ждали, что в Сан-Франциско того и гляди высадятся японцы и начнут кататься вверх-вниз по горам на фуникулёрах, но уж поверьте: я бы принял с распростертыми объятиями хоть целую японскую дивизия, лишь бы квартирохояйка не висела у меня над душой.

— Где моя плата, паразит битый, чтоб тебя черти взяли? — орала она с верхней площадки, где жила сама. Хозяйка не вылезала из просторного банного халата, а тело, которое под ним крылось, легко завоевало бы первое место на конкурсе красоты среди бетонных блоков. — Вся страна воюет, а ты даже квартплату, черт бы тя драл, внести не можешь!

От ее голоса Пёрл-Харбор казался колыбельной.

— Завтра, — врал я.

— Задница твоя завтра! — орала она в ответ.

Хозяйка выглядела лет на шестьдесят, пять раз была замужем и пять раз овдовела; повезло сукиным сынам. Так ей досталась эта многоквартирка. Один муженек оставил. Господь оказал ему услугу, когда прямо на рельсах под Мерседом у мужика заглох мотор. Мужик был коммивояжером: щетки. После того как в машину врезался поезд, муженек перестал отличаться от своих щеток. Так его вместе со щетками, наверное, и положили в гроб, решив, что они — его орган.

В той далекой реальности, когда я еще платил за квартиру, хозяйка держалась со мной очень любезно и, случалось, зазывала к себе на кофе с пончиками. Она любила рассказывать о своих покойных мужьях — особенно о том, который был водопроводчиком. Любила рассказывать, как хорошо он умел чинить водонагреватели. Остальные мужья были как-то не в фокусе, когда она о них рассказывала. Так, будто все её браки случались в мутных аквариумах. Даже тот ее муж, которого сбил поезд, не заслуживал подробного рассказа; тем же, кто умел чинить водонагреватели, она просто нахвалиться не могла. Мне кажется, ее личный бойлер он тоже очень умело починил.