Глава 1
Я человек лояльный. Когда вижу красный сигнал «стойте»,стою. И иду только, когда увижу зеленый сигнал «идите». Другое дело – моймладший брат, Димка всегда бежит на красный сигнал. То есть он просто всегдабежит туда, куда ему хочется бежать. Он не замечает никаких сигналов. Выходитиз булочной с батоном в хлорвиниловой сумке. Секунду смотрит, как заворачиваетза угол страшноватый сверкающий «Понтиак». Потом бросается прямо в поток машин.Я смотрю, как мелькают впереди его чешская рубашка с такими, знаете ли,искорками, штаны неизвестного мне происхождения, австрийские туфли и стриженнаяпод французский ежик русская голова. Благополучно увильнув от двух «Побед», от«Волги» и «Шкоды», он попадает в руки постового. За моей спиной переговариваются две старушки:
– Сердце захолонуло. Ну и психи эти нынешние! –Штаны-то наизнанку, что ли, надел? Все швы наружу.
Зажигается зеленый свет. Я пересекаю улицу. У будкирегулировщика Димка бубнит:
– И паспорта нету и денег…
Я плачу пять рублей и получаю квитанцию. Дальше мы идемвместе с моим младшим братом.
– Чудак, – говорит он мне, – деньги мильтуотдал. Вот чудак!
– Увели бы тебя сейчас, – говорю я.
– Как же, увели бы!..
Димка свистит и смотрит по сторонам. Бросает пятакгазировщице, пьет «чистенькую». Я жду, пока он пьет. Идем дальше. Приближаемсяк нашему дому.
– Как диссертация? Назначили оппонентов? –спрашивает Димка.
– Да, назначили.
– Хорошие ребята?
– Кто?
– Оппоненты – приличные ребята? Не скоты?
– Классные ребята, – в тон ему усмехаюсь я,вспоминая оппонентов.
– Ну, блеск! Поздравляю. С тебя причитается.
Мы входим в наш дом, поднимаемся по лестнице.
– Чем сегодня кормите? – спрашиваю я.
– Не беспокойся, все твое любимое, – язвительноотвечает Димка. – Уж мы с мамочкой постарались, «Витенька любитпеченку» – и я иду за печенкой.
«Ему сейчас нужны витамины» – и еду на рынок завитаминами для вас, сэр.
«Он терпеть не может черствого хлеба» – и я бегу вбулочную. Советские ученые могут спокойно работать, не беспокоясь насчет еды.Вот в чем секрет наших успехов. Я обеспечу вам калорийную пищу, дорогиетоварищи, я, скромный работник кастрюли! Только поскорее придумайте, какзабросить человека в космос, и забросьте меня первым. Мне это все надоело.
Он стал мрачно острить, мой младший брат. Мама все времяпытается воспитывать его на моем положительном примере. Всякий раз, когда мысобираемся за столом всей семьей, она начинает курить мне фимиам.
Оказывается, я стал человеком благодаря трудолюбию инастойчивости, которые проявлялись у меня в раннем детстве. «Без пяти минутчеловеком», – говорит отец, намекая на еще не защищенную диссертацию.Тогда Димка начинает ехидничать. «Ученым можешь ты не быть, но кандидатом бытьобязан!» – хохочет он. Несколько лет назад, когда я играл в водное поло вкоманде мастеров, Димка боготворил меня. А сейчас я даже не знаю, как он ко мнеотносится. Димка недоволен своей жизнью. Вот злится, что мать гоняет его запокупками. Я могу сказать ему, что маме надо помогать, что я сам бы помогал ей,если бы больше бывал дома, что он напрасно опустил руки и тянет выпускныеэкзамены на сплошные тройки, ведь надо подумать и о будущем, и вообще-то,старик, действительно надо быть немного понастойчивее. Но я не говорю емуничего. Я только смеюсь и хлопаю его по спине. И мрачная маска, такая смешнаяна его семнадцатилетнем лице, сползает. Он улыбается и говорит:
– Слушай, старик, не подкинешь ли ты мне четвертную?
Я подкидываю ему «четвертную». После обеда я ухожу в своюкомнату и сажусь к окну бриться. Бреюсь и поглядываю в окно. Через дворнапротив сидит у окна и бреется закройщик дядя Илья. А внизу, под моим окном,бреется лицо свободной профессии – мастер художественного слова ФилиппГромкий. Я услышал зловещее гудение его электробритвы за несколько секунд дотого, как включил свою.
У нас внутренний четырехугольный двор, В центре маленькийсадик. Низкий мрачный тоннель выводит на улицу. Наш папа, старый чудак,провожая гостей через двор, говорит: «Пройдем через патцио». А проходя по нашимдлинным, извилистым коридорам, он говорит, что один воин с кривым ятаганомсможет сдержать здесь натиск сотни врагов. Таким образом он выражает своюиронию по отношению к нашему дому, который до революции назывался«Меблированные комнаты „Барселона“. Я поселился здесь двадцать восемь летназад, сразу же после выхода из роддома. Спустя одиннадцать лет то же самоесделал Димка. В нашем доме мало новых жильцов, большинство – старожилы.Вот появляется из-под арки пенсионерка княжна Бельская. Она несет бутылкукефира. Ее сухие ноги в серых чулках похожи на гофрированные трубкипротивогаза. Много лет княжна проработала в регистратуре нашей поликлиники ивот теперь, как всякий трудящийся, пользуется заслуженным отдыхом.
Это час возвращения с работы. Торопливой походкой заочникапроходит шофер Петя Кравченко, Пробегают две девушки – Люся и Тамара,продавщицы из «Галантереи». Один за другим проходят жильцы: продавцы, ирабочие, и работники умственного труда, похожие на нашего папу. Есть срединаших жильцов и закоренелые носители пережитков прошлого: алкоголик Хромов,спекулянт Тима и склочница тетя Эльва. Преступный мир представляет недавновернувшийся из мест не столь отдаленных Игорь-Ключник.
Все эти люди, возвращаясь откуда-то от своих дел. Проходят вчетыре двери и по четырем лестницам проникают внутрь нашей доброй старой«Барселоны», теплого и темного, скрипучего, всем чертовски надоевшего и каждомуродного логова.
Я выключаю электробритву и смотрю на себя в зеркало. Я выгляжуточно на 28 лет. Почему-то никто никогда не ошибается, угадывая мой возраст.
