1
Забавно все-таки получилось. Если бы я не решил пройтись по улицам после интервью, то не встретил бы Полковника, точнее, разминулся бы с ним, и все пошло бы по-другому. Видимо, судьба все же есть. Или мы притягиваем ее, совершая тот или иной поступок. Или же в прошлой жизни мы натворили нечто такое, за что расплачиваемся в этой. Одним словом, вариантов много, на выбор. Что кому нравится. Мне нравилось думать, что я независим. От кого бы то ни было и от чего бы то ни было. Но с некоторых пор я начал понимать, что не все так просто. Хотя, очень может быть, мне только кажется, что я начал понимать. А на самом деле я ничего не понимаю. Но понимать то, что ты ничего не понимаешь, тоже достижение. В определенном смысле. Хотя я не об этом.
В тот осенний день я делал интервью с известным общественным деятелем для интернет-газеты, на которую работал примерно с год. Он распинался почем зря, расписывая радужные перспективы, сыпал терминами и излучал оптимизм. На самом деле говорил он на автопилоте, а сам думал совершенно о другом. Я могу даже сказать – о чем. В голове у него вертелись цифры. Довольно крупная сумма. Эту сумму он должен был получить вечером, в ресторане. И это была взятка за будущее лоббирование определенных интересов определенных людей. Все это я считал с него, как сканер считывает текст или фотографию. Это довольно просто, если знать, как это делается. Впрочем, нет. Не так. Это довольно просто, если это делать не думая, как это делается. Примерно так. И похоже это на то, как вам гадают на кофе. На самом деле символы на кофейной гуще не играют никакой роли. Гадающий просто ощущает идущие от вас волны, считывает их, как информацию, и переводит в понятные вам картинки возможного будущего. То есть он выступает в качестве антенны и ловит идущие от вас сигналы. Если он силен энергетически, он может уловить и сигналы, идущие не от вас, а к вам. То есть, грубо говоря, информацию о том, как с вами собираются поступать другие люди. Хотя нет. Опять не то. Или не совсем то. Попытаюсь объяснить, потому что все это важно. Дело в том, что с двадцатисемилетнего возраста у меня прорезался дар. К тому времени я уже четыре года как окончил факультет журналистики МГУ и работал в одном из глянцевых журналов. Писал материалы об известных в стране людях, их творческом, так сказать, пути и личном счастье. Или несчастье. У кого как. Само собой, мне приходилось встречаться с героями этих материалов и ворошить их прошлое и настоящее. И вот в процессе общения с довольно известным старым художником, который и должен был стать героем очередного материала, я вдруг понял, что вижу его. Именно вижу. Таким, каким видел себя он сам. Пожилым, уставшим, потерявшим интерес к жизни, давно истощившимся как художник. В то время как он говорил, что полотна его выставляют в лучших картинных галереях мира, и о том, что его жена, с которой он прожил сорок лет, всегда была его музой и именно благодаря ей он состоялся как художник, я ясно видел, что он ненавидит свою жену. А картины, висящие в музеях, не имеют для него никакой ценности. Он скорбел о дочери, которая умерла в двенадцатилетнем возрасте, которую он любил больше всего на свете, любил по-настоящему, и в смерти которой была виновата именно его жена. Потому что она не вызвала врачей, когда надо было это сделать. И в душе этого угасающего старика была ненависть и скорбь, а рассуждал он о русской живописи и ее традициях, потому что надо было на что-то питаться. А для этого нельзя было выпадать из обоймы. Непонятно каким образом, но именно это я и видел в его душе. Помню, что в первую минуту меня передернуло. Слишком уж необычным было ощущение. Как будто сидишь в зале и смотришь на героя фильма, который прокручивает перед собой и одновременно перед зрителем свою жизнь, пытаясь в ней разобраться. Думаю, если бы передо мною сидел мой ровесник, ощущение было бы не таким острым. Хотя бы потому, что осадок от прожитой жизни еще не успел сгуститься. И помню, что я сам смешался настолько, что старик с удивлением поглядел на меня. Он решил, что я наркоман. Я уловил это сразу же, как только он об этом подумал. И смешался еще больше. Не мог же я ему открыть причину моего смущения. Тогда он принял бы меня за сумасшедшего. И видимо, был бы прав. Во всяком случае, на какое-то время я сам почувствовал, что со мной творится что-то неладное, и быстро смазал интервью. Мне хотелось выйти на свежий воздух и разобраться, что со мной такое творится. Он недовольно насупился, но все же согласился на вторую встречу, а я сбежал с шестого этажа вниз, на улицу, не дожидаясь лифта. Почему-то в голову лез сюжет с Мэлом Гибсоном. Забыл название этого фильма, но интрига там была в том, что он слышал мысли женщин на расстоянии. Оказавшись в уличной сутолоке, я стал приглядываться к людям, ожидая, что сейчас в голову полезут мысли каждого встреченного. Слава богу, ничего такого не произошло. Люди шли мимо, не обращая на меня внимания, и я не мог уловить, что творится у них в мозгах. Боже ты мой. Как будто гора свалилась с плеч. Я нормален. Я – как все. Это было счастье. Или, по крайней мере, что-то близкое к этому.
Материал я не сдал, потому что не смог написать его так, как от меня того ждали. Что-то в духе звездных часов человечества. Вместо меня наша редакторша, милейшая, кстати сказать, дама, послала к старику художнику другого очеркиста, а меня после серьезной проработки на предмет преданности журналистике отправили делать материал о жене известного певца. Дама была явной стервой, расчетливой и целеустремленной, как тигрица на охоте, к тому же ей казалось, что раз она заплатила за материал, то ее полагается и трахнуть за счет редакции. В виде дополнительного бонуса. Но по крайней мере, ее мыслей я не смог отсканировать, что меня взбодрило. Не думаю, что я много потерял, я имею в виду ее духовное содержание, но фигура у нее оказалась что надо. И темперамент устрашающий. Видимо, с ее мужем в этом смысле не все было в порядке, потому что она выжала из меня все, что было возможно, до последней капли, а интервью на заданную тему мы проводили в перерывах. Причем послушать ее, так она любила свою звезду любовью нежной и возвышенной, поэтической и глубокой, почти как Джульетта своего Ромео. Именно так я все и написал, потому что за это мне платят. Мне было жаль женщин, которые купятся на это интервью. Но по крайней мере, я не прочел ее мыслей и мог утешаться тем, что, быть может, когда-то она действительно любила певца именно такой любовью. Кто знает?
Но самое главное произошло потом. Когда пришла пора делать новый материал о героях нашего времени, я предложил Ольге Павловне, редакторше, написать очерк об одной молодой актрисе. Я видел ее в двух фильмах, довольно хороших, и в одном сериале, очень плохом. Но сериал этот я отсмотрел от начала и до конца, все сорок с чем-то серий, потому что она играла там одну из главных ролей. Играла прекрасно, превратив тривиальный женский образ в героиню, которой сопереживали многие. Кроме ее игры, в этом сериале ловить было нечего, а сценариста надо было бы повесить на ближайшем от студии дереве. Но когда на экране появлялась она, я замирал. Не от красоты, или сексуальности, или чего-то такого. Дело было не в этом. Таких девушек по улицам нашей бескрайней родины мелькают тысячи. Но глаза… Но свет… От нее волнами исходил свет. И мне захотелось с ней познакомиться. И написать о ней. Что я и сделал. Я с ней познакомился, причем с ее стороны не было и намека на звездность, и я о ней написал. Очень хороший очерк, по крайней мере, многие наши читатели откликнулись на этот материал. Но опять-таки дело не в этом. Дело в том, что в процессе нашего разговора я опять испытал то же самое ощущение. Как будто я сканирую ее. Правда, шока я не испытал, потому что она себя преподносила именно такой, какой и была на самом деле. Простой и удивительно талантливой. В первую очередь как человек. Правда, со своими страхами и комплексами, но у кого из нас нет страхов или комплексов. Честно говоря, я влюбился. Но мне ничего не светило, и я отсканировал это тоже. И не обиделся. На нее невозможно было обижаться. Мы с ней дружим до сих пор, и недавно я познакомился с ее мужем. Думаю, он счастливый человек, потому что она не прикидывается, что любит его. Она любит его на самом деле. И я это знаю.
