1 ТАК НАЧИНАЛОСЬ…
— Феникс просит помочь, они там ничего понять не могут, — сказал Кондор и протянул мне инфопласт. — Свое мнение пока высказывать не буду. Посмотришь, потом соберешь своих. Подумаете, порассуждаете. Аналогов нет, я уже проверил. Вообще дело весьма и весьма странное… Так что давай, Лео, покажите квалификацию.
Шеф смотрел на меня с таким видом, будто ожидал, что я настолько проникнусь и прочувствую, что бегом брошусь из его кабинета строить версии, ловить, вязать и доставлять. А я думал о том, что хорошо бы сделать небольшую передышку, а потом уже приступать. Утро я начал с анализа данных по группе Махача-Блендари, проверил расчеты по четырнадцати параметрам и еще раз перепроверил с помощью биокомпа, а нынче солнышко за окном уже готово было упасть за крыши… Утомили меня все эти дерзкие виражи Махача с компанией, вся эта уголовная подпольщина, пытающаяся выползти с Соловьиной Трели.
Нужно было если не отдохнуть, то хотя бы немного посидеть, хлебнуть чего-нибудь горячего. Поэтому я положил инфопласт в нагрудный карман, выбрался из глубокого кресла (мы называли их «гнездами Кондора») и вполне откровенно сказал:
— Господин Суассар, я готов взяться за любое дело, даже без аналогов, но чуть позже.
В этот момент на необъятном столе Кондора задзенькали, залились колокольчиками сразу три визио; тут же, вплетаясь в это перезвякивание, защебетал фон: «Срочный вызов! Срочный вызов! Линия ноль-ноль! Линия ноль-ноль!»
— Подгорает молоко. — Кондор потянулся к визиосистеме. — Хорошо, Лео, договорились. Переведи дух — и за дело. Унипол, Суассар на связи. — Это уже относилось не ко мне.
Выйдя из кабинета шефа, я пересек наш неуютный пустынный холл с тремя сиротливыми посиневшими станусами, изображающими растительность, и подошел к прозрачной стене. Отсюда, с высоты шестого этажа, открывался неплохой вид на довольно широкий в этом месте Дунай; его серую гладь деловито резал острым носом, двигаясь вверх по течению, разноцветный рейсовый барк; у моста медленно кружила на месте одинокая прогулочная лодка. Заходящее светило еще доставало до набережной на той стороне, и окна в зданиях над строгим рядом желтеющих сильмоний полыхали, отражая солнечный свет, как сотня пожаров.
Я рассеянно смотрел на этот привычный пейзаж и размышлял, куда бы направиться перекусить. Можно было, конечно, просто подняться в один из наших экспресс-баров; там, в общем-то, тихо, но в любой момент может зайти кто-нибудь из знакомых, подсесть к тебе и начать интересоваться, как протекает твоя жизнь, или же излагать течение своей жизни — а я был слишком озабочен и не желал рассуждать ни о каких течениях.
Можно было поступить еще проще — взять кофе и три-четыре бутерброда и посидеть у себя в кабинете, в компании биокомпа, но мне и так предстояло, судя по всему, провести у себя в кабинете весь остаток дня, и весь вечер, и, может быть, даже ночь. Если уж Кондор называет материал с Феникса странным да еще и не имеющим аналогов… Что такое не иметь аналогов? Это значит, подобных происшествий (пока скажем именно так: происшествий) не было зафиксировано ни на одной из планет Ассоциации Миров — а таких планет уже тридцать семь — за все время существования Ассоциации.
В общем, больше всего мне сейчас подходило кафе «Якорь на дне», пристроившееся в тылу синтезтеатра, в парке, вблизи спуска к нижней набережной Дуная. Там было множество отдельных изолированных кабинок на пяти уровнях — закрывайся, располагайся хоть стоя, хоть лежа, в одиночку или вдвоем, и пей свой кофе или что-нибудь другое, отрешась от проблем. Вернее, готовясь решать новые проблемы.
«А Махача и Блендари, скорее всего, придется передать Доллинту», подумал я, поднес к губам руку с браслетом и по трансу сообщил биокомпу, что иду на дно. То бишь в «Якорь на дне».
«Понял. Жду», — ответил мой помощник.
Я направился к ближайшему лифту и, спускаясь в вестибюль, вынул инфопласт с Феникса из кармана и вставил в щель канала переброски — пусть дожидается в моем кабинете. В зеркальной стенке кабины лифта я видел довольно хмурого скуластого светловолосого верзилу в полосатой желто-зеленой рубашке в обтяжку и серых брюках. У верзилы был крепкий торс (не будешь держать себя в форме — можешь идти торговать цветами, а не работать в Униполе), покрытые шрамами руки (иногда дело доходило до ножей еще там, у нас, в окружном управлении полиции); а еще у верзилы были чуть усталые и озабоченные глаза. Собственный вид мне совершенно не понравился, и я показал язык своему отражению, одновременно получив адекватный ответ.
Створки кабины разъехались в стороны, я вышел и поприветствовал поднятой рукой Матти Суунксинена, заступившего на службу по охране входа в здание Унипола. С момента постройки нашей обители никому, по-моему, и в голову не приходило, что ее зачем-то нужно брать штурмом, но традиция есть традиция — не нами придумана, не нам и ломать. Никто же не отменяет ежегодные массовые купания голышом в Дунае в праздник прихода лета, хотя толку от этого купания… Специальные медбригады только успевают вылавливать и откачивать полезших в воду на пьяную голову. Хотя кое-какой толк, конечно, есть — порезвиться на пляже с десятком голеньких девчонок…
Я ткнул браслет в бдительное око анализатора — он мгновенно сличил сотню моих параметров, и заградительный барьер трансформировался в проход. Дошагал до конца вестибюля и вышел на нашу тихую улицу.
Солнце уже отслужило свое и отправилось восвояси, и небо над крышами начало приобретать тот едва уловимый лимонный оттенок, который так умилял меня, когда я впервые попал сюда, на Соколиную. Потом я привык к этому, но временами вновь умилялся, стоя ночью на своем балконе и глядя на звезды. Небо делало Соколиную какой-то очень теплой планетой, здесь нормально жилось и неплохо работалось… Правда, лучше бы вовсе не работалось — ни мне, ни всем другим сотрудникам Унипола, — лучше бы все мы остались без работы и занимались чем-нибудь другим. Но пока Униполу — «полиции Универсума» — приходилось трудиться весьма основательно.
Я брел под замершими факелами деревьев, уже готовых сбросить листву, брел, засунув руки в карманы брюк, уже расслабляясь, уже отдыхая, стараясь думать только о приятном. На набережной шуршали по пластиковому полотну дороги тихие авто, навстречу мне шли две очень симпатичные девушки, и одна из них тянула за собой на поводке смешного лохматого джонни с коротким, задранным к небу хвостом.
У меня в детстве тоже был такой джонни; их, кажется, и завезли именно отсюда, с Соколиной. Видел я их и на Фламинго, и на Тихой Ласточке… Все-таки мне грех было жаловаться на судьбу — как-никак, довелось побывать по долгу, так сказать, службы, на двух десятках планет Ассоциации, да еще и не по одному разу. Многие ли могут похвастаться таким обилием путешествий? Впрочем, на туристические вояжи они походили меньше всего.
