Книга Миры Империума - Кейт Лаумер

Я остановился перед лавкой с небольшой деревянной вывеской, болтавшейся на вделанном в каменную стену кованом кронштейне. Вывеска была почерневшей, с надписью: "Антиквариат", выведенной готической вязью. Она со скрипом раскачивалась из стороны в сторону на ночном ветру. Чуть ниже стальная решетка венчала пыльную витрину с пожелтевшими гравюрами, офортами и литографиями.

Некоторые из домов на этих картинках казались знакомыми, хотя были изображены либо в открытом поле, либо на высоких холмах, нависших над заполненной парусниками бухтой. Дамы на картинках были одеты в колоколообразные юбки и шляпы с лентами. В руках держали изящные зонтики; тут же красовались экипажи, запряженные стройными скакунами.

Но не картины, не стоявшее сбоку потускневшее зеркало в массивной золоченой раме заинтересовали меня; мое внимание привлек мужчина, отражавшийся в пожелтевшем стекле, — смуглый, в туго подпоясанном непомерно длинном реглане. Он стоял, засунув руки в карманы, устремив взгляд в затемненное окно метрах в пятнадцати от меня.

Он преследовал меня весь день.

Вначале увидел его в автобусе, когда ехал из Броммы, затем в вестибюле гостиницы, где я остановился: он внимательно рассматривал афиши, и, наконец, часом позже, за три столика от меня, где я обедал, а он потягивал кофе.

Сперва мне это показалось случайностью, но вскоре я отказался от этой мысли.

Прошло пять часов, а он преследовал меня по пятам, когда я шел по Старому городу Стокгольма, на одном из островов в самом центре шведской столицы.

Я шел мимо обшарпанных витрин с медными подсвечниками, вычурной серебряной посудой, пистолетами для дуэлей и ржавыми кавалерийскими саблями; все это очень привлекало своей необычностью сейчас, в свете полуденного солнца, а после полуночи напоминало о страшных днях насилия.

Эхо моих шагов на узких затихших улицах сливалось с эхом шагов человека, шедшего следом за мною. Теперь человек остановился и глядел в темное окно, словно чего-то ждал. Следующий ход был за мной.

Я заблудился. Двадцать лет — достаточный срок, чтобы забыть извилистые улицы Старого города. Я вынул из кармана путеводитель и попытался развернуть карту на его обложке. Руки не слушались.

Надпись на гранитной табличке, установленной на углу дома, была едва различима — САМУЭЛГАТЕН.

Отыскав эту улицу на карте, я обнаружил, что она тянется еще на три коротких квартала, заканчиваясь тупиком на Гемма Стртгатен. В тусклом свете трудно было разобрать подробности на карте. Повертев книгу, чтобы разглядеть детали, мне удалось найти на карте еще одну улицу, отмеченную пунктиром. Она называлась ГУЛЬДСМЕНСТРАППЕН.

Я напряг память: траппен — по-шведски лестница. Лестница ювелиров, ведущая от САМУЭЛГАТЕН на ХУНДГАТЕН, такую же узкую улочку. Похоже, она вела к освещенной площади перед дворцом: это был единственный выход для меня. Я сунул книжку в карман и с небрежным видом направился к лестнице.

Моя тень мгновение выждала, а затем последовала за мной. Шел я быстро и постепенно стал отрываться от своего преследователя.

Он же, казалось, вообще не спешил. Я миновал несколько лавочек с обитыми железом дверьми и стертыми каменными порогами и увидел открытую арку с выщербленными гранитными ступенями, круто поднимающимися вверх.

Постояв немного, я нырнул под арку и помчался вверх по ступеням.

Семь, восемь прыжков, и вот я на самом верху. Стремглав бросаюсь в высокий проем. Не исключено, что я выскочил с верхней площадки еще до того, как мой смуглолицый преследователь достиг лестницы. Я стоял, затаив дыхание, и прислушивался к скрипу ботинок и учащенному дыханию в нескольких метрах от меня.

Шаги стихли. Мой преследователь должен был понимать, что далеко убежать я не мог, и скоро вернется сюда.

Я осторожно выглянул. Он шел быстро, спиной ко мне, резко поворачивая голову из стороны в сторону.

Я снял туфли и, не раздумывая, выскочил из проема. В три прыжка я оказался на лестнице и скрылся от незнакомца прежде, чем он успел оглянуться. Я ринулся вниз, перемахивая через три ступеньки, и был уже на полпути к спасению, когда поскользнулся, потерял равновесие и упал.

Я ударился о булыжники мостовой плечом, затем головой, перекувырнулся и вскочил на ноги. В голове звенело. Я обезумел от боли и схватился за стену.

Послышались шаги, я весь напрягся, чтобы прыгнуть на незнакомца, как только тот появится. Перед самой аркой шаги замедлились, затем из-за стены показалась смуглая, круглая голова с длинными волосами. Я развернулся, чтобы ударить преследователя, но промахнулся.

Он метнулся на улицу и повернулся ко мне лицом, пытаясь что-то вытащить из кармана пальто. Наверняка пистолет. Я ударил незнакомца в грудь и с удовольствием услышал, как он ртом ловит воздух.

Уж теперь-то ему не лучше, чем мне. И все же он сумел вытащить из кармана какой-то предмет и поднес его ко рту.

— Где ты там, черт побери? — крикнул он хрипло. Говорил он с акцентом. Оказывается, он извлек из кармана микрофон.

— …выходи, надоело…

Я прислонился к стене; боль стала слабее. Вокруг не было ни души. Незнакомец мягко ступал в своих ботинках по булыжникам, мои же ботинки валялись посреди улицы, где я выбросил их во время падения.

Вдруг до меня донесся какой-то странный звук. Обернувшись, я увидел, что поперек узкой улочки стоит огромный фургон. Я облегченно вздохнул: сейчас прибудет помощь.

Из машины выпрыгнули двое в белом, подскочили ко мне, молча взяли за руки и повели к задней дверце фургона.

— Со мной все в порядке, — заявил я, — заберите-ка лучше его.

Только сейчас я понял, что он идет рядом, возбужденно разговаривая с человеком в белом, и что меня задержали. Я попытался вырваться. И тут мне пришло на ум, что у стокгольмских полицейских форма вовсе не белого цвета.

Но теперь это уже не имело значения. Один из похитителей направил в лицо мне какой-то баллончик. Что-то брызнуло мне в глаза, и я почувствовал, как почва уходит из-под ног.