ПЛОЩАДЬ СТУПЕНЕЙ ДЕВЫ
1002-й (МЕСТНОЕ СЧИСЛЕНИЕ)
1375-й (СТАНДАРТНЫЙ КАЛЕНДАРЬ)
Восьмая песнь по Полуденнице: сумерки.
На площади вокруг Ступеней Девы начала собираться толпа: мужчины и женщины в яркой рабочей одежде. Кое-где трепетали на вечернем ветру сапфировые и серебряные ризы Круга.
Последние отзвуки Восьмой песни отразились от гладких стен Дома Круга, и толпа выжидающе замерла.
В узком проулке на полпути к площади шевельнулась худенькая девушка. Она поправила на плече тесемку сумки, но глаза ее неотрывно смотрели на Ступени Девы, где стояли две женщины из Внутреннего Круга.
Та, что была пониже, воздела руки, призывая к молчанию. Толпа затаила дыхание, легкий смерч закружился по площади. Девушка в своем проулке вздрогнула и прижалась ближе к стене.
– Мы собрались, – закричала на всю площадь более высокая из двух, – отдать Матери дух нашей сестры, нашей дочери, нашей подруги. Ибо уходит от нас сегодня та, которую недавно называли Неясыть. – Она подняла руки, а другая опустила их, переходя ко второй части ритуала.
– Но да не опечалятся сердца ваши, ибо Неясыть уходит на попечение Той, кто есть Мать нас всех, кто наставит и приготовит ее для следующего пребывания среди нас. Возрадуйтесь же и завидуйте доле нашей сестры Неясыти, так скоро призванной пред глаза Матери.
Толпа тихо произнесла «Олли!», и невысокая ведьма продолжила свою речь. В ее голосе появились гипнотизирующие интонации, из тех, которые подобают произнесению сильнейших заклинаний.
– Ушедшая к Матери нашей, чтобы учиться и расти, Неясыть больше не будет среди нас. Целую человеческую жизнь будет она сидеть у ног Матери, вбирая ее величие, невидимая более для нас. В этом обороте Колеса Неясыть не увидит больше никто. Она ушла. Да будет так.
– Да будет так, – откликнулась высокая.
– Да будет так! – вскричала толпа, громко подхватив знакомые слова.
Худенькая девушка не сказала ничего – только отодвинулась еще дальше в проулок. Смерчик подкатился к ней, мгновение играл недавно остриженными волосами – а потом улетел искать новые забавы.
Высокая женщина, стоявшая на краю толпы, быстро рванулась куда-то, но мгновенно остановилась. Девушка подалась вперед, и ее губы неслышно сложились в слово «Мама!». Но она снова попятилась, так и не произнеся этого слова.
Все было бесполезно. Неясыть умерла по приказу той, которая была матерью Неясыти в этом обороте Колеса. Погребальный костер для всех ее вещей был зажжен в Полуденницу, и мать смотрела на огонь с ледяным лицом и сухими глазами. Девушка тоже была там. Она плакала – так сильно, что, возможно, эти слезы были и за мать. Но теперь слез не осталось.
В сумке, переброшенной через плечо, были те немногие вещи, которые ей удалось унести из своей кельи в крыле Дев в Доме Круга. Надетая на ней одежда была куплена в магазине подержанных вещей у реки: темная мягкая рубашка со слишком длинными рукавами, натиравшая соски, непривычные к тесной одежде, тугое трико, тоже темное, за исключением светлой заплаты на правом колене, башмаки межпланетника со стоптанными каблуками. Серьги были ее собственные: много лет назад дрожащие от гордости за нее старческие руки вдели их ей в мочки. Семь серебряных браслетов в сумке были не ее. В нарукавном кармане рубашки лежала одна монета – земная десятка.
Женщины Внутреннего Круга ушли со ступеней. Толпа раскололась на группы и зашумела. Девушка беззвучно растаяла в узком проулке, пытаясь придумать какой-нибудь менее отчаянный план на будущее.
«Неясыть умерла. Да будет так».
В конце проулка девушка повернула налево, к далекому красноватому зареву.
«Можно бы, – подумала она неуверенно, – отправиться к Молчаливым Сестрам в Калейту. Они не станут спрашивать, как тебя зовут, откуда ты или зачем пришла. У них можно остаться жить, не произнося больше ни слова, никогда не выходя из Сестринского дома, никогда не касаясь другого человеческого существа…»
– Лучше умереть! – огрызнулась она, обращаясь к ночи и к себе, – и захохотала.
Собственный смех показался ей ужасным – ломаным, неестественным. Она запустила пальцы в нелепую шапку кудрей и дернула себя за волосы с такой силой, что мерзкий смех сменился слезами. А потом она пошла в сторону разгорающегося розового сияния.
32-й КОРАБЕЛЬНЫЙ ГОД
148-й ДЕНЬ ПОЛЕТА
ВТОРАЯ ВАХТА
10.30
– Лиадийцы! Лживые, богами проклятые, голомордые сыны собачьи!
Смятый комок одежды полетел в сторону открытой сумки, брошенный скорее страстно, чем метко. Не сходя с места, Присцилла поймала ком и аккуратно уронила в сумку. Обычных комментариев Шелли о растрачиваемом зря таланте на этот раз не последовало.
– Жалкий, вонючий, недоделанный кораблик! – продолжала Шелли на пределе своего мощного голоса. – Дежурство каждую вторую вахту. Земляне – извольте отойти и выбирайте слова, когда разговариваете с лиадийцем! Штрафы за это, штрафы за то… Увольнения на берег – дудки, побыть одной – тоже. Делать нечего – только стоять вахту и спать вахту, стоять вахту… Дьявол!
Она бесцеремонно запихнула остаток одежды в сумку, шмякнула сверху коробку с дисками и застегнула клапан с такой силой, что Присцилла невольно поежилась.
– Первый помощник – жулик, второй помощник – задрыга… Держи!
Она сунула Присцилле толстый коричневый конверт. Ее молодая товарка недоуменно моргнула:
– Что это?
– Копия моего контракта и отступные – кантра, как оговорено. Думаешь, я позволю, чтобы первый или второй наложили на них свои лапы? Все выгребла подчистую. Но поверь мне: лучше остаться без сбережений и работы, чем сделать еще один перелет на этом корыте! – Шелли замолчала и придвинулась к товарке, сопровождая каждое слово тычком указующего пальца. – Передай этот конверт купцу, девонька, и скажи, что я ушла. Если у тебя есть хоть капля умишка, то с ним ты вручишь ему и свой.
Присцилла покачала головой.
– У меня нет отступных, Шелли.
– А если бы были, ты бы ушла? – Шелли сочувственно вздохнула, колыхнув мощным телом. – Ну, по крайней мере ты предупреждена. Сможешь продержаться до конца полета, девочка?
– Осталось всего шесть месяцев по стандартному. – Она тронула Шелли за плечо. – Все будет нормально.
Шелли недоверчиво хмыкнула, повесила сумку на плечо и сделала два шага, которые отделяли койку от двери. В коридоре она снова повернулась к Присцилле.
– Будь осторожна, девонька. Жаль, что мы встретились не в самые лучшие времена.
– Удачи тебе, Шелли, – откликнулась Присцилла. Казалось, она собиралась добавить что-то еще, но ее товарка уже повернулась и тяжело зашагала прочь, ссутулив плечи и опустив голову в безмолвном протесте против низких потолков.
