Ты всегда стоишь рядом и держишь меня за руку.
1
Я бьюсь в конвульсиях, лежа на разогретой солнцем дорожке возле футбольного поля. Поначалу кажется, что подо мной асфальт, но приглядевшись, понимаю, что покрытие сделано из какого-то современного материала, наподобие вспененного бетона. Судя по резкому запаху, дорожку замостили совсем недавно. Рядом, возле моего правого плеча, на коленях стоит женщина с сотовым телефоном в руке.
— Ее зовут Дэйзи!.. Да!.. — кричит она в трубку, шумно дыша. — Да не знаю я ее фамилии!
На какую-то долю секунды мне кажется, что я и сама ее забыла.
— Эплби, — подсказывает кто-то из учителей.
— Эплби, — говорит женщина диспетчеру службы спасения. — Похоже, у нее острая аллергическая реакция на что-то.
«Пчелы…» — хочу сказать я, но воздуха в легких не осталось. Я не могу произнести ни слова.
Руки и ноги, дергающиеся непроизвольно, извиваются так, что похожи на ядовитых змей, нападающих на столпившихся вокруг меня школьников. При каждом резком движении ребята в страхе отпрыгивают, что лишь усиливает сходство. Я пытаюсь вздохнуть всем телом, каждая мышца напрягается в тщетной попытке втянуть в легкие глоток воздуха, но попытка оказывается успешной лишь однажды, и я понимаю — возможно, это мой последний вздох на этом свете.
Когда учитель физкультуры сказал, что сегодня в качестве разминки перед волейбольным матчем нам предстоит кросс вокруг стадиона, я обрадовалась возможности подышать свежим воздухом. По крайней мере, подумала я, хоть щеки немного порозовеют. Но во время пробежки ко мне решила присоединиться та черно-желтая полосатая дрянь, а потом ей еще и вздумалось пригласить на прогулку несколько друзей. Почувствовав знакомую боль от первого укуса, я успела набрать номер под цифрой один в списке быстрого набора; надеюсь, Мэйсон успеет приехать.
По телу постепенно распространяется онемение, несущее с собой ощущение покоя и умиротворения. Теперь я знаю, что мне осталось недолго. Мышцы, одна за одной, расслабляются. Когда угроза получить удар ногой или рукой исчезает, ребята обступают меня теснее. Я поочередно рассматриваю склонившиеся надо мной лица. Никого не знаю: я стала старшеклассницей только вчера, и никто из знакомых по средней школе в мой физкультурный класс не попал.
Многие напуганы. Несколько девочек плачут. Пришедший директор пытается разогнать толпу, но чужая беда всегда действует на людей как магнит.
— Расступитесь! — кричит он. — Расступитесь, дайте пройти бригаде «скорой помощи».
Никто не реагирует на его призывы, и одноклассники, сами того не осознавая, отрезают меня от того места, откуда должна прийти помощь.
Я смотрю в глаза красивой смуглой девочке. Ее шкафчик в раздевалке находится рядом с моим. Она показалась мне достаточно дружелюбной и подходит на роль последнего человека на земле, которого я увижу. Она не плачет, но видно, что очень расстроена. Мы могли бы с ней подружиться.
Я не отрываясь смотрю на нее, она — на меня. Так продолжается до тех пор, пока я не закрываю отяжелевшие веки.
По толпе разносится горестный вздох.
— Боже мой!
— Сделайте же что-нибудь!
— Помогите ей! — стонет какой-то парень.
Раздается приближающийся вой сирены. Вслед за ней я слышу звук удаляющихся шагов — теннисные туфли на твердой подошве или что-то в этом роде. Звук напоминает гром. Вероятно, человек побежал показывать дорогу врачам «скорой помощи». Не знаю уж, кто приехал — Мэйсон с Кэйси или бригада настоящих медиков.
Ноги и руки полностью онемели.
— Дэйзи, держись! — кричит какая-то девочка. Мне хочется думать, что голос принадлежит той, на которую я смотрела, но проверять это желания не возникает, да и глаза уже не открываются. Через секунду сознание практически покидает меня. Звуки доносятся смутно, как сквозь толщу воды. Мир превращается в ничтожную точку на горизонте, и, не успев больше ни о чем подумать, я умираю.
2
— У тебя есть все, что нужно? — спрашивает Мэйсон шепотом, пока мы идем в темноте к ожидающему на улице внедорожнику. Мы в Фрозен-Хиллс, штат Мичиган, на дворе ночь, и до очередного переезда осталось несколько минут.
— Да, — уверенно отвечаю я, твердо помня, что не оставила в доме ничего, кроме мебели и старой одежды, для которой сейчас не сезон. Правила я знаю: мы переезжаем не в первый раз.
— Дай я возьму, — говорит Мэйсон, указывая на чемодан, который я с трудом тащу за собой по мощенному булыжником тротуару. Позволяю ему забрать чемодан, потому что я еще не вполне оправилась после лечения. Мне все еще не по себе. Мэйсон берет чемодан легко, словно тот набит перьями, а не камнями, как казалось мне. Бросив его на кучу вещей, лежащих в багажнике, он беззвучно захлопывает крышку.
Забираюсь на заднее сиденье. Кэйси, сидящая впереди, на мгновение поворачивается, чтобы поприветствовать меня, и снова углубляется в работу. Она все еще облачена в форму врача «скорой помощи», поверх которой натянута потертая серая спортивная толстовка из хлопка. Светлые волосы с легкой рыжиной убраны в тугой пучок, перехваченный резинкой на затылке. Кэйси поправляет сползшие к кончику носа очки без оправы, в которых она выглядит старше своих лет, и смотрит на экран смартфона, под который замаскирован мощный служебный компьютер.
Я слежу за тем, как Мэйсон заходит в дом, чтобы прибраться там напоследок, потом любуюсь фасадом, к которому за последние три года успела привыкнуть. Дом двухэтажный, из красного кирпича. Такие жилища люди строили, когда в качестве основного средства связи еще использовался телеграф; у дома есть характер, порой он стонет и скрипит от старости. Мне будет его не хватать. Сейчас, когда до отъезда осталось несколько мгновений, я понимаю, что из всех домов, в которых мне приходилось жить, этот мне нравился больше всех. Впрочем, как знать, может, следующий будет еще лучше.
Углубившись в размышления о том, как обставить новую спальню, я снова возвращаюсь к происходящему, лишь когда замечаю, что к нам приближается автомобиль с включенными фарами. Увидев, как из черного седана выходят двое в темной униформе, я, как всегда, испытываю прилив воодушевления с оттенком легкого ужаса: люди из подразделения, отвечающего за уничтожение следов, выглядят внушительно.
