ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
1970 г. Осень. Крым
Передвижной цирк-шапито расположился совсем рядом с морем. От кромки прибоя его отделяло каких-нибудь метров пятьсот. Ночами, когда городской шум стихал, становился отчетливо слышен плеск набегающих на песчаный берег волн. Звук этот, тревожный и притягательный одновременно, слегка волновал цирковых, особенно тех, что помоложе. По вечерам они сидели у костра, разведенного возле вагончиков, стоявших на задах шапито, пили дешевое молодое вино и лениво переговаривались, одновременно прислушиваясь к голосу моря. Правда, уже две недели по случаю ненастной погоды посиделки прекратились.
В отличие от людей шум волн нисколько не интересовал животных. Ночью, после представления, они отдыхали в клетках, занятые собой и друг другом. Изредка верещали обезьяны, уныло завывала гиена, всхрапывал лев, но не было в их голосах ни тоски, ни страданий.
И только медведи, казалось, проявляли к морю некоторый интерес… Особенно этим отличался немолодой, громадный, но изрядно облезлый бурый медведь по кличке Сударь. По ночам, когда все кругом спали, он садился возле решетки и, прислонив мохнатую голову к прутьям, пытался уловить звуки, долетавшие снаружи. Вряд ли он когда-нибудь видел море, хотя частенько оказывался совсем рядом с ним. Скорее всего неумолчный плеск волн напоминал ему столь же неумолчный шум леса, откуда он был извлечен еще медвежонком. Сударь почти совсем забыл о лесе. Отпусти его сейчас на волю, он скорее всего умер бы от голода, не сумев добыть себе пищи. И все же притягательный шум да еще крепкий соленый запах морской воды, столь непохожий на запах бора, вносил неясное смятение в однообразные мысли медведя.
2
Стоял конец октября. В это время в Крыму еще тепло, а потому в достатке отдыхающих, а значит, и зрителей. Цирк обычно оказывался полон, тем более что городок, в котором он гастролировал, был не избалован зрелищами. И действительно, в начале гастролей народ повалил в шапито.
Но внезапно погода испортилась.
В первые дни ненастья в цирке стало еще многолюдней. Куда еще идти курортнику, если постоянно моросит надоедливый дождь, только что прошедший шторм еще дает о себе знать бушующим морем, а неуютный пляж завален разным мусором?
Цирковой администратор радостно потирал руки, и напрасно. Плохая погода, видимо, установилась надолго, и отдыхающие стали уезжать. Народу поубавилось, а вскоре представления стали проходить и вовсе при почти пустых рядах.
Тут хочется заметить, что конец шестидесятых годов, а именно тогда происходило действие нашего повествования, ознаменовался расцветом советского цирка. Во всяком случае, в прессе писали: «Цирковое искусство, которое благодаря чуткому руководству Коммунистической партии взлетело на недосягаемую высоту, и сегодня является подлинно народным. Оно по праву считается лучшим в мире» (газета «Правда», одна из юбилейных статей, посвященных Госцирку).
Надо сказать, что, несмотря на казенную помпезность, в цитате имелась доля правды, и немалая. Народ действительно любил цирк. Да что народ! Первые люди государства его обожали. Сам дорогой Леонид Ильич Брежнев покровительствовал. А уж его дочь Галина… Впрочем, об этом как-нибудь в другой раз.
Народ, не избалованный зрелищем, шел в цирк весело и охотно. Древнее искусство, ведущее свое происхождение от античных римских арен, восточных базаров, средневековых балаганов, процветало. Ведущие цирковые коллективы постоянно гастролировали за рубежом. Блистательные артисты не забывали и крупные культурные центры Союза, где их появление неизменно вызывало ажиотаж. Звания и награды сыпались как из рога изобилия.
Впрочем, существовали и другие, менее известные коллективы. Под знаменем Госцирка колесили они по бесконечным просторам страны, неся цирковое искусство в массы. В бродячих труппах практически не было титулованных артистов. В основном здесь работала либо зеленая молодежь, набиравшаяся опыта и оттачивающая свои номера, либо сошедшие с круга бывшие знаменитости, давно забытые в столицах. Они, как правило, оказывались горькими пьяницами.
3
Встречался, хотя и редко, третий тип артистов. Тяга к странствиям, к постоянной перемене мест была для таких людей своего рода жизненным стимулом. Их не привлекали почести и награды. Перспектива заграничных гастролей оставляла их равнодушными. Даже деньги не играли особой роли. Римское изречение «Via est vita» («Дорога – это жизнь») определяло суть их существования.
Именно таким человеком и был укротитель Габриель Сабатини, чей номер с медведями являлся гвоздем программы шапито. Настоящее его имя было Гавриил Лазаревич Лазаренко, происходил он из цыганского племени и был известен среди цирковых под прозвищем Капитан Блад.
Худощавый, стройный, смуглый, с длинными, ниспадающими на плечи черными кудрями, он и впрямь походил на персонаж известного романа. Был он молчалив, особой дружбы ни с кем не водил и отличался неожиданными и грандиозными запоями, во время которых поглощал неимоверное количество спиртного. Запои продолжались недолго, от силы неделю, но в этот момент Капитан Блад становился настолько опасен, что без крайней нужды к нему старались не приближаться. Случалось, он мог выйти из себя от неправильно понятого слова или даже взгляда. Раз произошел такой случай.
В шапито пришел новый администратор, и в честь этого события им была устроена небольшая пирушка. Пригласили и Капитана Блада. Администратор был относительно молод и достаточно самоуверен. Себя он считал личностью весьма культурной и образованной (некогда он закончил три курса училища хореографии) и к месту и не к месту щеголял эрудицией. Однако человек он оказался мирный и старался ни с кем не ссориться. Звали его Петя.
Небольшой выпивон должен был, по мнению Пети, сблизить его с коллективом.
Некоторое время шло все как обычно: откупоривались бутылки, звенели стаканы, булькало разливаемое вино. За столом велись приятельские разговоры, звучали понятные лишь узкому кругу шутки, и получилось так, что Петя как бы остался в стороне. Во всяком случае, так ему показалось. А ведь именно он организовал, а главное, финансировал мероприятие. И администратор решил привлечь внимание к своей персоне.
Петя уже познакомился с большинством артистов, но их нрав и привычки оставались ему пока неведомы. Взгляд администратора упал на Капитана Блада, который задумчиво потягивал красное вино. На лице укротителя была написана явная скука.
– А скажите, – вежливо спросил Петя, – почему у вас такой странный псевдоним – Габриель Сабатини?
Капитан Блад поднял глаза и холодно взглянул на администратора. За столом притихли.
– Наверное, в честь известного писателя, – не отставал администратор, – автора романа «Одиссея капитана Блада»?
Услышав свою кличку, укротитель стянул губы в ниточку, и глаза его блеснули.
