Петька Клин, налётчик
Автор: Юрий Иванович Липа
Переводчик: Евгений Роменович Сова
I
Воры объявили войну деникинской полиции в Одессе. Войну открытую. Никогда одесситы не имели лучшей забавы.
Молдаванка, Романовка, портовые окраины и другие пригороды большого (в то время почти миллионного) города зароились от небольших групп бледных, часто в элегантных френчах, мужчин. Были опоясаны патронташами и имели ружья, хотя привыкли чаще использовать револьверы. Затаившись в амбразурах окон, в подъездах, в воротах, за колоннами крылец, за пнями акаций (большинство акаций было уже срублено на топливо во время разных революций), они встречали внезапным бешеным обстрелом несмелые отряды деникинской полиции с большими бляхами на вислоухих кепках и длинных, как юбка, чёрных шинелях. Говорили, что воры должны были овладеть городом, раз и навсегда разгромить оной. А может и установить в городе свою власть.
Этого было слишком много для бесталанной администрации деникинцев: нескольким тысячам кадров полиции, набранных из беглецов со всей Украины и из нескольких чисто российских формаций, приказано было окружить непокорные пригороды (где после захода солнца вообще боялись показываться золотопогонники) и, шаг за шагом продвигаясь, очистить от неблагонадёжных элементов.
Отряды полиции встретили пулемёты и огонь хорошо организованных партизан. Определённая властная спесь воцарилась между ворами за несколько последних месяцев: они использовали город, разделив его на участки, стрижа горожан регулярно, как стадо овец. Среди тысяч «блатных» больше всего выделялась и верховодила группа «налётчиков», которые работали почти всегда без помощников, входя с револьвером в дом и отбирая всё ценное у его перепуганных жителей. До тысячи налётов происходило в течение одной ночи. Подпольная тогда большевистская партия договаривалась с налётчиками о разделении власти на случай восстания против белых, - и воры требовали на случай восстания права иметь своих представителей в комиссариатах полиции. Устроители больших филантропических концертов просили в газетах господ воров не грабить лиц, имеющих билеты с того концерта, и граждане смело шли на такие концерты, потому что в ту ночь запоздалых прохожих даже без билета не грабили.
И теперь, стреляя в ненавистных «фараонов» – полицейских, воры сопровождали это самыми остроумными подколками и насмешками. Полиция потеряла свой авторитет после того, как перепуганная и жалкая, начала ходить за толпой с красными флагами, и позволяла разъярённым уголовникам убивать, как зайцев, своих агентов, подстаршин и старшин.
Воры имели также симпатию среди населения, зачастую даже среди ограбленных: потому что проявляли порой больше благородства и доброго сердца, чем так называемые идейные армии. О налётчиках рассказывали легенды, пели песни, имена выдающихся у всех были на устах.
Возле одного из небольших железнодорожных мостиков, легко перекинутого над грязной улицей пригорода, кипел бой. Полиция залегла за невысокими баррикадами на одном конце моста; на другом, перескакивая с места на место, прячась за балки и железные выступы, суетились воры. Инициатива наступления была в их руках. Они крепко держали в оппонентах пассивное настроение, не давая и головы высунуть полицейским. Командовал ворами лёгкими окриками и угрозами маленький ловкий человечек крепкого телосложения и смуглый с лица.
Самые отвратительные ругательства он цедил сквозь зубы, но лицо у него на танцующем теле было всегда спокойное. Каждое скользящее движение предводителя придавало отваги ворам: их серые фигуры, которые умело целились и прятались, всё сближаясь, казалось, заставят находящихся в тяжёлом положении полицейских к бегству позорному и безвозвратному. Со стороны полицейских выстрелы всё редели.
Мелкий атаманчик воров вытащил свой револьвер, готовясь к последнему решительному призыву, - когда из-за баррикад выглянуло тёмное око пулемёта Максима, и этот пулемёт затарахтел прямо в лицо остолбеневшим ворам.
Предводитель воров повернулся на бок и рассмотрел: его бойцы распластались на мосту, как серые шарики ртути, некоторые падали и волочились, труп одного завис на перилах, перегнулся, неуклюже сдвинулся ниже, и упал на дно серой улицы. Большинство воров отхлынуло назад, большая волна ужаса понесла их на своём гребне.
- Стоять, стоять, фартовые, а то пришью, - резким, тонким от негодования голосом крикнул он, - стоять, фартовые! - кричал он дальше, в перерывах целясь то в одного, то в другого, обернувшись плечами к пулемёту, упорный, с тлеющими жёлтыми глазами.
Воры остановились со странным выражением колебания на лицах. Пули хлопали дальше, но им приказывал сам Петька Клин.
- Стать, фартовые! Вперёд! - крикнул он, хотя знал, что подвластные ждут на месте, но не идут за ним, знал - теперь, или он упадёт и они разбегутся, или победит и согнёт сразу проклятые чёрные шинели с пулемётами. И, идя вперёд, Петька Клин вытащил из-за ремня две ручные гранаты и механически приготовил их к взрыву, всё время идя ровным шагом, как лунатик, по доскам моста. Пулемёт свирепствовал как бешеный, безоблачное небо синело немилосердной синью. С одной стороны смотрели на Клина его товарищи, с другой - полицейские, а он вышел почти на середину моста. Вдруг какая-то пуля попала ему в бедро и он, ойкнув, упал на колени. Крик боли десятикратно сильнее отозвался со стороны воров, полицейские, стреляя, встали из-за баррикад почти во весь рост. Тогда раненый Петька Клин, чувствуя, что слабеет, бросил обе гранаты в ненавистное живое существо за пулемётом.
Его глаза были уже мутные, но он всё же слышал, как взорвалась одна граната, как за ней грохнул ящик с патронами полицейских, и дальше отозвалась снизу, с улицы, вторая граната. Слышал ещё и радостные возгласы своих соратников.
Несколько товарищей подбежало к Петьке и осмотрело его рану. Пуля прошила бедро, образовав малое отверстие влёта и большую, подобную кратеру, рану вылета на передней части тела.
- Петька, тебя ранили сзади, - окликнул кое-кто поражённо, и добавил неуверенно: - В тебя стрелял кто-то из наших.
- Я знаю кто, - ответил бледный Петька Клин и, хоть не знал, кто стрелял, но желая верховодить до конца, добавил: - Я поймаю его ещё.
Петька хотел сесть, но застонал и склонился в обмороке, положив голову на чёрном рельсе.
II
Это была, кажется, единственная правдивая победа, которую «блатные» имели над «фараонами», единственный факт, когда «фараоны» бежали панически. Как внезапно началась та своеобразная война, так внезапно и закончилась. Тени воров с револьверами и винтовками растаяли в сумерках желтоватых домов и погребов одесских пригородов, спрятались в разветвлённых катакомбах. Это был обыкновенный налёт, только на широкую ногу: налёт десяти тысяч воров.
Петька Клин раненым
