Евгений Чернышев
Архип
Первая часть. Глава 1
Архип, высокий мрачный мужик средних лет, укутанный в один зипун на голое тело, выбрался из избы со старой видавшей виды кадильницей в одной руке и бесформенным суконным кисетом в другой. Смахнув с широкой, свежеокрашенной лавки нанесенные ветром желтые осенние листья, он удобно примостился на ней, закинув волосатые ноги в стоптанных чоботах на редкий ладный палисадник. расположив курительные принадлежности рядом. Бормоча что-то не слишком музыкальное, он основательно, с чувством, толком и расстановкой набил трубку и, достав железными щипцами из кадильницы уголек, раскурил. А потом, словно виденный когда-то в молодости в городе паровоз, жизнерадостно запыхтел клубами ароматного терпкого дыма, поглядывая на отходящую от воротины его палисадника тропу, петляющую сквозь светлый осинник в сторону села Крапивина, ближайшего к его дому. И к своему неудовольствие, он заметил, что по этой тропе, пока еще достаточно далеко, медленно поднимались трое.
Архип был самым настоящим колдуном. Из тех, что разговаривают с мертвецами да нечистыми духами, насылают порчу, да режут кур не только в суп, но и для удовлетворения жажды злобных демонов во всякие поганые праздники. Без дураков. Именно так когда-то в бурной молодости и делал. Правда теперь, чаще он лечил хвори, варил зелья, изгонявшие лихоманку, да отгонял от деревни бесов. В общем, показывал себя достойным и крайне уважаемым членом крестьянской общины. Даже отец Григорий, местный священнослужитель, не брезговал Архиповской настойкой для мужицкой силы, когда со своей попадьей намеревался вспомнить молодость. Попадья, кстати, очень приятная и обходительная женщина за то колдуна, втайне от мужа, всячески благодарила. А выпечка ее, особенно расстегай с груздями, сами по себе стоили настоящего грехопадения. А еще Архипа иногда справедливо побаивались. Жива была еще в памяти история, рассказываемая стариками, когда один молодой парень, дабы показать перед девками свою удаль, измазал в колдунской хижине навозом стены и окна, когда хозяин отправился в длительный поход за нужными в его ремесле травами. А потом неожиданно тронулся умом да попытался снасильничать свинью на деревенской площади прямо в разгаре гуляний Петрова дня. Никто, правда не помнил уже ни имени того парня, ни куда он подевался… Да и в какой из деревень округа дело было, если уж на то пошло, но историю рассказывали во всяческих подробностях.
Трое путников заметно приблизились и Архип сумел разглядеть, что то были мужик, баба да слегка растрепанная стройная, словно тростинка, молодка. Дочка, вместимо. Он глубоко затянулся и покачал головой, предвкущая очередную потерю времени и сил. Опять ведь какую-нибудь бессмыслицу задумали. Девка, наверняка, сдуру нагуляла чего, а теперь тащат либо невинность восстановить, либо от плода избавить, либо болезнь срамную излечить. Молодь, она всегда молодь, месяца не проходило чтоб из Крапивина, или близлежащих деревень и хуторов кого-нибудь с такими просьбами не приводили. От хвори он лечил охотно, то было несложно. Плод умервщлять отказывался, и не столько потому, что греха боялся, его совесть все равно чернее ночи, а просто от того, что ежели девка помрет при операции, на вилы поднимать придут не родителей, а его, Архипа то есть. Ну а невинность… Ну, в одну реку дважды не войти, никакое колдовство не поможет.
За спиной еле сышно открылась дверь и наружу выскользнула Дарья. Ладная вдовая купчиха тридцати семи лет от роду, она повадилась ходить к одинокому колдуну лет пять назад. Сперва за зельями и растирками для красоты и свежести кожи. Потом по торговле: неуемная и склонная к авантюрам, она наладила торговлю его снадобьями с соседними селами и даже, шутка ли, с городом Чернореченском, что расположился на другой стороне одноименной речки, в двух днях пути, чем обеспечила и себе, и Архипу немалый по сельским меркам прибыток. А потом как-то прикипела сердцем к неуживчивому и язвительному колдуну, и теперь навещала его по нескольку раз на неделе, уже по личным, женским делам. Особенно сейчас, когда старший сын вступил во взрослую пору и стал помогать матери а лавке, активно перенимая навыки хитрого торгового дела, которое вскоре должен был унаследовать. Дарья встала рядом с полюбовником, и прищурилась.
— Тихоновы это, с Медового хутора, — сказала она своим глубоким грудным голосом. И словно, угадав мысли мужчины, добавила. — Матвей, мужик серьезный и гордый, хорошо его знаю, Архипушка. Ради мелочи какой к тебе не пошел бы. Не обижай его без нужды, пожалуйста, — в ответ на невразумительное бурчание, которое при желании можно было принять за утвердительный ответ, купчиха поцеловала колдуна в макушку и вышла за калитку. — Завтра овечерь жди.
Архип, недовольно посасывая трубку, наблюдал как его крутобокая подруга спускалась вниз, навстречу троице. Как, поравнявшись в ними, вежливо сделала вид, что не узнала. Явно же к колдуну просителями не от хорошей жизни ходят, приличные люди о таком болтать не будут. Как скрылась за последним поворотом, сразу за которым, почитай, и начиналось само село. Почти полтора десятка лет назад, когда он, беглец от церковных ревнителей, только строил свою первую хибару, скорее даже землянку, в этой глуши, с разрешения сельского старосты, обещая в обмен своим ремеслом служить людям, идти до околицы приходилось втрое дольше, да и тропа была куда хуже, но с тех пор многое изменилось. Его усилиями в том числе. И нечисть в округе поуспокоилась, и зверье дикое. Да и все моры, буквально под корень выкашивающие прочие округа губернии, здесь проходили сравнительно мягко. Вот и росло село. А расти ему только в эту сторону и было, ведь с трех других поджимали реки да топи. Да и к колдуну народ попривык, не боялся к нему даже ночами бегать. Последнее, кстати, Архипа не слишком радовало. Он бы предпочитал, чтоб все было как раньше, когда глаза прятали, да плевали через левое плечо, едва рядом проходил. Славное было времечко. Давно ведь известно: боятся, значит уважают.
Пока колдун сидел, погруженный в воспоминания, гости его прошли всю тропу и встали около калитки. Особенно смущенными выглядели женщины. Архип сперва удивился их реакции, а потом вспомнил о своем внешнем виде и даже слегка стушевался. Убрав ноги с забора и поплотнее запахнув зипун, чтоб срам не вываливался наружу, он пригласил людей внутрь:
— Ну что стоите, как не родные? Явно не на меня красивого полюбоваться пришли, а по делу. А раз по делу, то нечего ворота загораживать, внутрь проходите.
Не
