Никита Калинин
Ловчие
Глава 1
Говорят, время лечит. Мол, нужно только подождать годик-другой, оно и пройдёт всё. Болеть перестанет, мир прояснится, запоют соловьи-жихарки, а потом и вообще нагрянет сплошная белая полоса. И пустота внутри, долбаный голодный вакуум, который изо дня в день засасывает тебя по кусочку, исчезнет.
Так говорят идиоты. Или те, кто не оказывались в беспросветном мраке, когда исправить что-то в силах разве что Господь Бог.
– Ещё?
Я поднял мутный взгляд на Митрича и кивнул. Старый бармен с седыми усищами (что у моржа клыки) смотрел на меня с извечной и почти отцовской тревогой. Он искренне, по-настоящему переживал за меня, за что я был ему бесконечно благодарен. Мы с Митричем знались аж с тех самых пор, как я перебрался в Питер из Сибири.
Водка у него была не паршивая, и потому если я где и пил, то только в его баре. Не знаю, где он брал её такую, но, сколько б я ни выпил, утром вставал и хромал на работу без особых усилий, разве что с небольшой головной болью.
Правда, в последнее время такое вот до тошноты однообразное утро наступало слишком часто…
– Тебя спрашивали, – засопел в усы Митрич.
– Кто? – я лениво оглядел сегодняшний контингент.
Народу было больше обычного. Надеюсь, посидеть удастся спокойно и без приключений…
– Мужик какой-то… В костюмчике такой. С пробором.
– Сюда приходил? – я несколько оживился.
– Вчера, – кивнул Митрич и поставил на стол полупустой графинчик водки. Вот никогда он мне, моржина эдакая, помногу не наливал! Всё переживал, что могу перебрать. Подумаешь, пара-тройка сломанных чьей-то харей столов! Не я ж драки начинал! Да и заплатил вроде за всё…
– Чего хотел? – без особых надежд спросил я и налил рюмку. Чем чёрт не шутит? Вдруг следаки, наконец, нарыли что-нибудь, и спустя хренов год я им всё же понадобился не только для дачи свидетельских показаний по третьему кругу?
Ох, сколько бы я отдал, чтобы менты всё-таки нашли этого урода!..
– Да не сказал он, чего хотел, – как бы даже виновато, зная мои надежды, развёл руками Митрич. – Спросил тебя – и всё. И ушёл. Сказал бы, что наркоман какой-то, да не одеваются они так… Пальтишко-то дорогое, скажу я тебе. Бренд!
– Почему это – наркоман?
– А взгляд у него… стеклянный. Ещё акцент такой, знаешь… Каркал, а не говорил.
Я покивал и махнул рукой – хрен с ним, мол. Кому надо, тот найдёт меня. Тем более что странный мужик явно никакой не мент и не следак. Во-первых, я пока не встречал ментов в дорогущих брендовых пальто. Во-вторых, вряд ли на работу в органы начали набирать иностранцев. В-третьих, настоящий следователь просто-напросто мне позвонил бы. Ну, и стеклянный взгляд этот…
Я невесело усмехнулся и выпил.
Водка пошла, как домой. Только вот, казалось, не в желудок вовсе, а прямиком в пасть голодной пустоты, из-за которой я и пил-то в последнее время слишком часто. И что-то там внутри знакомо зашевелилось, ожило от разливающегося хмельного тепла. Что-то, что позволяло без особого труда управиться один на один с любым, кто нарывался на драку со мной, даже несмотря на то, что я весь переломанный.
Выдохнув, я занюхал раскрытым портсигаром и снова огляделся. Для столь не позднего времени сегодня было особенно многолюдно и шумно. По телевизору транслировали долгожданный всеми бой смешанного стиля, что не очень-то практиковалось в баре Митрича, и все взгляды устремлялись на него.
Все, кроме одного.
Я даже удивился, что не заметил её сразу: фигуристая, статная, в обтягивающей юбке чуть выше колен и пепельной, с рюшками, блузе, девушка походила на наследницу знатного итальянского дома какого-нибудь. Вьющиеся волосы её были рыжими, но не агрессивно. Я бы сказал, скорее, медными. Она смотрела не внаглую, но и не таясь, без какого-то особого интереса, и в то же время становилось предельно ясно, что здесь она не ради разрекламированного боя по телевизору. Обычно мне нет дела до девиц, которые бывали в баре. Вот уже год я сторонюсь противоположного пола. Но что-то в этой кудрявой смуглянке не позволяло так вот запросто отвести от неё взгляд.
Чтобы не пялиться, я потянулся закурить и с трудом раскрыл свой портсигар. Внутри белели двадцать свеженьких «верблюдов», рядом с которыми скромно притулилась двадцать первая сигарета: старая, буро-жёлтая от времени и крови. Её я никогда не трогал, как бы ни хотелось курить.
И едва я затянулся, как сквозь дым показалось аристократически спокойное смуглое лицо.
– Позволите? – от девушки пахнуло не то корицей, не то ещё чем похожим.
Она села, не дожидаясь ответа: прямая вся, плечи держит ровно, словно бы все её предки и сейчас стояли за её спиной и назидательно хмурились. Потянулась к лежащему на столе портсигару, и я подумал, что если она коснётся бурой сигареты, то я его просто-напросто отдёрну. Но она вынула беленького «верблюда» и красивым движением поднесла к неброско накрашенным губам.
Грубым движением я положил зажигалку на центр стола, давая понять, что ухаживать не настроен. Затянулся, уже безо всякого стеснения рассматривая красивое смуглое лицо. Через боль в плохо сросшейся ключице забросил руки за голову и откинулся на стуле, неуклюже демонстрируя свою отрешённость. И вдруг понял вот что: ещё минуту назад не было ни малейшего желания знакомиться даже с такой девушкой. Но как только она подсела, как только я ощутил этот странный, сильный запах корицы от неё, внутри вдруг сделалось так жарко, словно бы я успел выпить не одну-единственную стопку, а залпом целый графин. Ох, не к добру это, не к добру… Ничем хорошим день не заканчивался, когда дело начиналось вот так, со вдруг вспыхнувшего внутри огня… Как правило, сломанным столом и чьей-то разбитой мордой.
Но драка дракой, а к другой женщине в своей жизни я был точно не готов. И не нашёл ничего лучше, чем уставиться в телевизор на стене.
– Глупо, – пожала плечами девушка и прикурила себе сама.
– Что? – уточнил я хрипло, ощущая себя максимально неуютно. Я уже прямо-таки нервничал из-за собственных ощущений! Даже появились мысли попросить у Митрича свой костыль, встать да уйти от греха подальше…
Она тоже села вполоборота, чтобы увидеть происходящее на экране. И я невольно скользнул взглядом по её груди, запрятанной в пепельную блузу. Движения девушки чем-то походили на кошачьи, но не на пресловутую «кошачью грацию», нет.