Константин Михайлович Станюкович
Вроде святочного рассказа
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ К. М. СТАНЮКОВИЧА.
Том III.
Повести и рассказы.
Издание А. А. Карцева.
МОСКВА.
Типо-литография Г. И. Простакова, Петровка, д. № 17, Савостьяновой.
1897.
I
Елка, сиявшая огнями и увешанная сверху донизу игрушками, бомбоньерками, сластями и фруктами, стоившая присяжному поверенному Ивану Ивановичу Гульчевскому порядочных-таки денег («Ох уж эти праздники!» — думал он про себя), — наконец, потушена. В гостиной, где она стояла, было душно, пахло гарью и магнием.
Приглашенные вместе с маменьками дети наелись сластей, напились чаю и, получивши по целому коробку с елки, уехали к большому удовольствию уставшей, сбившейся с ног хозяйки, хотя она и умоляла, с самой любезной улыбкой, не уезжать так рано, — и вслед затем свои дети были отправлены спать.
Но несколько более коротких знакомых хозяева настойчиво просили еще «посидеть». Особенно настаивала хозяйка. Лечь спать в десять часов было просто неприлично, а оставаться вдвоем с мужем, с которым она безупречно прожила пятнадцать лет, не представляло особой заманчивости.
По той же причине не отказались посидеть и трое пожилых холостяков. Идти домой и лечь спать было и для них рано, а найти в клубе партию винта — поздно, да и хозяева милые люди и верно дадут потом поужинать. Жаль только, что у них не играли в карты.
Варвара Петровна не допускала их у себя в доме, находя, что это банально и что можно играть в клубах, а дома, когда соберется кружок знакомых, несравненно приятнее вести умные разговоры. Слава Богу, всегда найдется о чем поговорить!
Так как Варвара Петровна, несмотря на свои тридцать пять лет, — единицы она, впрочем, откидывала, — была довольно свежая и хорошенькая брюнетка с большими, искусно подведенными глазами и неподдельным румянцем на смугловатых щеках и более уважала, чем любила, своего Ивана Ивановича, и так как Ивану Ивановичу были все пятьдесят, — на вид и того больше, — и он не только уважал и слегка побаивался, но был до сих пор чуть ли не влюблен в свою кокетливую Вавочку, находя, что другой такой жены нет в подлунной, то понятно, что карт в доме не водилось, хотя Иван Иванович, грешным делом, и любил повинтить.
Хозяин увел гостей в свой большой кабинет, убранный с роскошью адвоката, имеющего практику, предложил желающим хорошие сигары, и все уселись в большие мягкие кресла вокруг круглого стола, у дивана. В кабинете стоял полусвет; в камине тихо шипели уголья. Гости лениво перекидывались словами.
Скоро явилась Варвара Петровна и, опустившись на диван, проговорила, обращаясь к гостям:
— Ну, господа, я вам молчать не позволю. Рассказывайте что-нибудь интересное…
— Ничего интересного нет, Варвара Петровна, — отозвался один из гостей…
— Ну так вот что… Пусть кто-нибудь расскажет какую-нибудь историю или какое-нибудь воспоминание из своей жизни… Сегодня такой вечер, когда как раз кстати святочные рассказы!.. Это будет очень мило!
— Эти рассказы мы завтра прочтем в газетах. Это дело господ литераторов. Наше дело говорить только на суде! — смеясь проговорил видный блондин с солидным брюшком и с лысой головой.
Но Варвара Петровна была не такая женщина, чтобы отказаться от своего желания, раз оно забрело в ее голову… Она сделала недовольную, но милую гримаску, обводя взглядом всех трех гостей, и выбрала жертвой одного старого господина с заседевшей бородой, молча курившего сигару, вероятно в виду того, что он лет пять тому назад любил водить с Варварой Петровной разговоры о дружбе и частенько приезжал взглянуть, здоровы ли ее прелестные малютки.
— Сергей Николаич! Вы должны что-нибудь рассказать.
— Почему же должен, Варвара Петровна?
— Потому, что я этого хочу… И вы, как наш старый друг, должны доставить мне удовольствие…
— Охотно доставил бы его, но мне нечего рассказывать…
— Вам-то?.. Точно с вами во всю жизнь не случалось ничего интересного… Ну расскажите, например, почему вы не женились?..
— Право, это неинтересно… На ком хотел жениться, — не мог, а на ком мог, — не хотел.
— Во всяком случае рассказывайте… Вы, как доктор, должны знать много любопытных историй… и вероятно таинственных… Ну, ну, не ломайтесь, Сергей Николаевич. Я вас прошу! — подчеркнула Варвара Петровна и даже подарила старого доктора одним из тех милых взглядов, которыми она умела очаровывать не одного только мужа, но и других неосторожных людей.
Но старый доктор встретил этот взгляд, когда-то приводивший его в нервное настроение, довольно равнодушно.
«Было, мол, время, когда ты меня оболванивала, но теперь прошло!» — весело подумал он и не без насмешливости улыбнулся своими маленькими острыми глазами.
— Ну, извольте, я вам расскажу об одном своем приятеле… Но только предупреждаю: ничего таинственного не будет в моей истории.
— Все равно, рассказывайте…
И доктор начал.
II
— Моему приятелю, — назовем его хоть Ватутиным: к чему вам знать настоящую фамилию? — было в то время пятьдесят пять лет… Возраст, кажется, почтенный, господа, когда благоразумие и предусмотрительность почти что обязательны и сдерживающие центры, казалось бы, должны работать добросовестно, особенно в профессоре физиологии и притом умном человеке, и тем не менее…
— Это вы в наш огород что-ли, доктор? — заметил видный блондин…
— Не перебивайте его… Он и своего огорода не минует, даром что представляется женоненавистником! — иронически проговорила Варвара Петровна… — Продолжайте, Сергей Николаич…
— Мой огород теперь неуязвим, Варвара Петровна, будьте-с покойны за него… На нем одна капуста да морковь, а незабудок нет! — подчеркнул доктор. — Итак, продолжаю. Началось это у моего приятеля с того, что в одно скверное октябрьское утро он обкарнал свои длинные заседевшие волосы, остриг свою красивую седую бороду, сделав из нее куцую, модную бородку à la Henri IV, и купил флакон Jockey Club'а. Начало, как видите, не предвещало ничего доброго. Наблюдения привели меня к такому выводу: если человек преклонного возраста, привыкший носить длинную шевелюру и большую бороду, вдруг меняет свою физиономию, то тут что-то неладное. Однако, когда Ватутин вошел в мою половину, — мы жили с ним в одной квартире, — подстриженный, напомаженный и вдобавок не в черном, довольно неряшливом сюртуке, в каком он всегда ходил, а в модном коротком вестоне, признаться, сердце у меня екнуло. Но я не подал и вида, что замечаю перемену в приятеле, и, как ни в чем не бывало, спросил:
— Ты вечером куда… В заседание? — «Нет, — говорит, — не в заседание… Нужно в одно место!» Отвечал он умышленно небрежным тоном и, показалось мне, несколько смутился.
Рассказчик закурил папироску, затянулся раза два и продолжал:
— И это «одно место»
